Осколки фамилии
В спальне прозвенел телефон, Харви стало страшно и неприятно, ведь он символизировал необходимость выбраться из своей раковины и взаимодействовать с предательским внешним миром. Девушка встряхнула головой, пытаясь переключиться от своих мыслей, отвела взгляд от корабля и слегка потянула ткань длинного платья‑рубашки, собираясь с мыслями. Как бы хотелось вовсе не отвечать на эти звонки! Но Харви пообещала себе поднимать трубку телефона всегда, потому что человека не должно пугать общение, даже если разговор окажется не самым приятным, следует уметь вести его без потерь для собственного равновесия. Закрываться от мира – значит обнажать трусость, подкармливать ее. Хватит!
Итак, босыми ногами Харви уверено прошла по мягкому ворсу ковра в спальню и взяла телефон слегка дрожащими руками. Это звонила мама, задала несколько дежурных вопросов, чтобы было не так скучно ехать за рулем, и, не дожидаясь ответов, пожаловалась на свою тяжелую жизнь. А потом и вовсе добавила:
– Ой, ну поразвлекай меня, что ли!
Мама Харви – женщина удивительной красоты, которой были присущи все кошачьи свойства: непостоянство настроения, холодность, любовь к одиночеству, абсолютная уверенность в божественности своего начала, эгоизм и агрессия на ровном месте. Конечно, иногда она снисходила до того, чтобы позволить близким подарить ей свое тепло, однако сама никогда не давала что‑либо взамен. Если вдруг эта представительница семейства кошачьих совершала добрый поступок, то на протяжении долгого времени обсуждала это с каждым. Если сталкивалась с проблемами и препятствиями, то ничего не предпринимала столь долго, насколько это возможно, убежденная, что она и не обязана что‑либо делать, для нее все само решится. Эта прекрасная женщина искренне верила, что обязательно придет кто‑то и все исправит. При этом бесконечно жаловалась на тяжесть своего положения и искренне обижалась на близких за все шероховатости своей жизни.
Думая о ней, Харви поражалась и слегка улыбалась одновременно. Мама считала себя ангелом, спустившемся в этот бренный мир, что не мешало ей делать что‑то назло другим без колебаний. Могла хладнокровно отказаться от родного существа и не проявить ни капли дружеского участия в трудный момент. Так мама Харви заводила животных, но занималась ими только когда ей хотелось, а в остальное время могла и не подходить к существу, чувствующему себя отвергнутым и ненужным. Однажды она и вовсе отдала собаку первым встречным, когда той было уже несколько лет, потому что псина наскучила и была неудобна. Мама могла пропустить похороны близкого, ссылаясь на головную боль, не считая своим долгом поддержать родных. С легкостью на душе могла просить свою пожилую маму везти тяжелые сумки и чемоданы для себя самой на общественном транспорте через весь город. Она позволяла себе жить в неубранном доме, полагая, что кто‑то однажды придет и все за нее уберет, а если кто и застанет дом в таком состоянии, то лишь должен восхититься удивительной натурой хозяйки, воплощенной в творческом беспорядке. Она могла совершать мелкие проступки в виде выкинутого на улицу фантика или, извините за подробности, не спущенной за собой воды в общественном туалете.
Можно возмутиться тем, как дочь думает о собственной матери: «Ну не судите так строго, многое из перечисленного – это просто отсутствие культуры, которая зачастую не зависит от самого человека и заложником нехватки которой он может быть ввиду своего происхождения. Это же вопрос манер, которые не всегда коррелируют с тем, является ли человек хорошим или плохим!» Не соглашусь, ответила бы Харви, поскольку здесь первопричины иные. Ее мама все же родилась в высококультурной семье, где хорошее воспитание прививалось с рождения. Причины таких проступков были несколько глубже. Крылись они в том самом сотканным серебряными нитями чувстве превосходства над всеми и каждым, которое, как казалось маме Харви, дает ей право вводить в отношении себя определенные послабления в нормах поведения, которые к тому же должны окружающих лишь умилять.
И несмотря на все эти особенности, порою чудовищные в своей хладнокровности поступки, находились те, кого она притягивала. Те, кто в течение долгих лет не переставал дружить с ней и даже восхищаться ею. И таких было немало. Что заставляет лететь к ней подобно мотыльку на свет? Ее привлекательность? Или та наивность, с которой она совершает любой свой поступок? Может, какие‑то внутренние инстинкты с глубочайшими корнями принуждают любого взрослого действительно умиляться ею и проявлять снисходительность, потому что видят они в ней прекрасное и наивное дитя со всеми обнаженными эмоциями и непосредственными поступками? Даже Харви, зная многое о своей матери, ее серых сторонах и подозревая о темных, восторгалась ею и так же, как и многие, тянулась. Однако Харви оправдывала это не слепым безумием, которому подвержены окружающие, а лишь связью матери и ребенка, также бессознательной и способной с легкостью отправить разум в нокаут.
Сколько раз приходится наблюдать за матерями, слепо верующими в совершенство своих чад. А ведь порою эти чада оказываются взрослыми тиранами, или пятидесятилетними неврастениками, или унижающими своих жен мужьями, или бьющими своих детей матерями. Перечислять можно долго, человечество изобретательно на пороки, но матери иногда предпочитают не замечать ни одного. Равно как и дети оправдывают все, что бы ни совершили те, кто дал им жизнь. И никакой здравый смысл не может заставить полностью отвернуться от родителей, потому что так запрограммирован человек свыше. Отвернувшись, он идет против себя самого, разрушаясь изнутри.
С другой стороны, круг близких друзей мамы Харви доказывал, что эта женщина несет в себе больше света, чем тьмы. Например, ее лучшая подруга Елена представляла собой редкое сочетание красоты, ума и доброты. Не раз она приходила на помощь своим друзьям и родственникам, никогда не отворачивалась от человека в беде и была всегда щедра, когда речь заходила о добром деле. С не меньшим энтузиазмом она разделяла радости и успехи близких. В Елене было что‑то от литературных героев, в чью всестороннюю добродетель не верится до конца, то и дело накатывает подозрение в необъективности автора и его склонности приукрашивать. Хоть и со своими слабостями, делающими ее человеком, но живая и настоящая Елена рука об руку шла с мамой год за годом. Разве достойный человек не выбирает себе в соратники пусть иного, но также достойного? И все же мама Харви была человеком непредсказуемым, никогда не знаешь, какой стороной она повернется: белой, как чистое сияние, или черной, как тьма абсолютно черного тела, поглощающего всю твою энергию без остатка.
Ответив на дежурные вопросы, выслушав бессмысленные фразы, в очередной раз неприятно поранившись о полное непонимание, сказав вежливые слова прощания, Харви положила трубку и закрыла глаза, мотая головой: «Это просто невероятно! Попадос!» – как говорил в детстве Харви ее отец. Настоящая ловушка! Родиться в любой семье – это уже многое предопределить для себя. Но родиться в семье странной, пережившей, а может, и не пережившей бури девятого вала, – это такое болото, из которого выбраться почти без шансов. Только достал руку, глубже утонула нога. Иногда кажется, что бездействие убивает твою личность медленнее, чем необдуманные действия. Но и думать времени нет, когда липкая жижа уже закрыла плечи. Как же быть с мамой в близких отношениях, но держаться на расстоянии, чтобы не царапаться об эти острые ледяные сосульки?