Осколки фамилии
Харви мучительно хотелось с кем‑нибудь обсудить все то, что на нее свалилось. Спросить совета и пролить слезы вместе с близким человеком, произносящим слова утешения на ухо. Но правда была настолько жуткой и грязной, что Харви не могла заставить кого‑либо стать свидетелем и таким образом соучастником этой безумной оргии. Тем более Харви не была в силах обратиться с таким к близким, ей казалось, что, наоборот, следует защищать их от столь страшной истины и попытаться вести эту войну в одиночку. А кроме того, что если они и так уже знают? Что если они такие же соучастники, как и Харви? При этом они полностью бездействуют, их устраивает вся мерзкая, липкая и воняющая жижа, в которой они проводят каждый свой день, когда именно у них есть возможность на что‑то повлиять, что‑то изменить. В этом случае искать у них поддержки или утешения вовсе бессмысленно. Одиночество еще глубже утянуло Харви в свои недра.
Не облегчала ситуации совпавшая по времени необходимость поступления в институт, сдача выпускных экзаменов и все те переживания, с которыми сталкивается каждый подросток. Подростковый возраст в современности – это сумерки: светлое время детства уже подошло к концу, а острота, непредсказуемость и свобода взрослой жизни еще не наступили. В итоге ориентиры вроде видны, но размыты, по коже извечно бегают мурашки, все чувства напряжены в ожидании неизвестности, при этом невозможно оторвать глаз от красоты неба, раскрашенного розовыми, голубыми, оранжевыми и синими тонами.
Редко кто из нас способен победить, сражаясь на всех фронтах одновременно. Харви рассудила, что невозможно вечно бороться за других, тем более, что, похоже, она все равно не способна победить. Ведь ее победы в пусть и ключевых сражениях все равно ведут к поражению в войне. Харви подумала о том, что только сама будет бороться за свое будущее, и никто другой. Тем более, что она в глазах всех близких такое ничтожество, на которое не стоит тратить ни времени, ни душевных сил. И тогда Харви впервые решила бороться за саму себя, сконцентрировавшись на поступлении в университет. Она станет юристом и будет отстаивать права, защищать правду.
Все связанное с поступлением в институт и ее будущей профессией, хоть и было изматывающим и заставляло Харви тысячу раз сомневаться в своих силах, доставляло ей столько удовольствия и радости, что становилось подобно наркотику: этот бесконечный поиск новых знаний. Харви приняла решение стать юристом, потому что ей казалось: профессия позволит защитить и себя, и других. Харви с радостью отмечала, что по удивительно складывающимся обстоятельствам родители не сильно препятствовали ее выбору и, более того, оказывали щедрую финансовую поддержку, оплачивая дополнительные занятия при университете. Цель поступления, к которой Харви шла со всем упорством, была спасением, так как отвлекала от болезненных мыслей. И, кроме того, уверенность, увеличивающаяся пропорционально получаемым знаниям и страсти к учебе, давала Харви возможность отдаляться от родителей, заполняя недополученную от них любовь другими страстями. Благо, страсти Харви сводились к созидательным началам, а не разрушительным.
Харви не была паинькой, ее семейная ситуация и тот факт, что никто за ней не следил, так как в реальности не были заинтересованы в ее жизни, толкал ее в плохие компании. В недрах этих компаний, по сути, состоящих из таких же заблудившихся душ, как и она сама, Харви могла проверить, насколько глубоко может пасть в своих морально‑этических принципах. И она заходила все дальше, но с удивлением отмечала: несмотря на то, что она явно подвержена различным страстям и испытывает сладко‑мучительные чувства при звуках рока, неизменные атрибуты этого жанра: алкоголь, наркотики и беспорядочные половые связи – не возбуждают в ней бурного интереса. А вот люди Харви действительно интересны: их характеры, их слабости, их отвага – все это разнообразие реакций и эмоций ее восхищало. Ей нравилось анализировать их и воссоздавать эти чувства и свойства людей при помощи красок. Харви зарисовывала своих друзей, делая их образы привлекательным воплощением отвязности, безрассудности и одиночества.
Одержимость Харви новой жизнью, полной удовольствия от знаний, занимала ее и отвлекала от грустных мыслей. И, возможно, она бы смогла полностью их блокировать, научившись наконец жить своими проблемами и своей жизнью, а не вращаясь, как невольный спутник вокруг чужого. Но однажды Харви приехала к папе на работу за необходимыми для поступления в университет документами и была представлена той женщине с фотографий. В жизни женщина являла собой тот тип красоты, когда вроде все черты лица должны производить приятное впечатление, но отсутствие благородства, алчность и соответствующий этому modus vivendi (*образ жизни) делают всю картину грязновато‑неприятной. Эта встреча была такое же мерзкой, как и образ женщины, и автоматически ставила Харви в положение проигравшей, потому что, знакомя с ней, отец насмехался над Харви. И боль с новой силой пронзила сердце девушки, которое и без того являло собой истерзанный шматок мяса.
Однако еще большим ударом стало еще одно событие. Когда по дороге на работу папа подвозил Харви в университет, чтобы узнать результаты вступительных экзаменов, он остановился на полпути, объяснив, что они должны захватить еще одного сотрудника. В машину села та самая женщина. Беременная. Харви не помнила, как доехала до института в одной машине с этими людьми, как вышла из машины, как узнала результаты вступительных экзаменов, как после добралась до дома. Все, что Харви помнит в тот день, – как она пошла в душ, включила горячую, почти обжигающую воду и долго‑долго плакала. Все это ей казалось безвыходным, и невероятная безнадежность охватила ее. С тех пор Харви каждый день плакала в ду́ше. Она плакала на протяжении всего того времени, что жила с родителями, все три последующих года каждый вечер ее сотрясали рыдания.
Сейчас, спустя несколько лет, Харви ежедневно задавалась вопросом, почему же она тогда была настолько бездействующей. Почему ничего не сделала, чтобы изменить в лучшую сторону если не жизнь окружающих, то хотя бы свою. Она корит себя за слабость духа и характера, ей обидно за отсутствие должного мужества в себе. Но, с другой стороны, вспоминая все это, Харви не хочется себя прошлую ругать, потому что она помнит то угнетенное состояние, в котором жила с ранних лет, и то, как каждый день давался с трудом. Вместе с тем она старается напоминать себе о тепле сердца маленькой Харви, звонком смехе и сильных поступках и дивиться тому, как все это хорошее сохранилось. Поэтому, наверное, хоть и гордиться той девочкой не приходится, ругать и винить ее тоже не стоит. Тем более, она нашла в себе силы не позволять стилю жизни родителей влиять на ее учебу, заставила себя прекратить проецировать домашние проблемы на всю внешнюю жизнь. В конце концов эта девочка нашла себя не в падении, а в развитии.
Глава 5. Кот – ad patres* (*к праотцам, умереть)
Харви вовсе перестала бороться внутренне за свою семью после того, как спустя полгода после вышеуказанных событий умер любимый кот семьи. Этот кот был с ними на протяжении пятнадцати последних лет и, казалось, оставался единственным звеном, связывавшим маму, папу и Харви, поскольку именно к нему относились с большой любовью все. Именно о нем все заботились с радостью, а он единственный одаривал каждого теплом и любовью, невзирая на свой кошачий нрав. Когда кот неожиданно покинул их ради лучшего мира, Харви интерпретировала это как знак окончательной смерти их семьи. То ли вместе с котом ушло пусть слабое, но тепло домашнего очага, то ли кот умер, поняв, что на самом деле семьи больше нет. Возможно ли, что он просто также сдался, как и Харви? Как бы там ни было, для Харви в доме воцарилась неприятная вонь разлагающегося трупа семьи. Было очевидно, что дух покинул организм этой странной и несчастной семьи, но потребуется еще некоторое время, пока тело не перестанет биться в конвульсиях, мышцы не прекратят свое сокращение, а окружающие заметят, что произошло. Вероятно, тело еще на какое‑то время оставят для того, чтобы попрощаться, пока оно медленно будет разлагаться изнутри.