Осколки фамилии

Харви теперь знала наверняка, что дело осталось за временем, которое отмерит еще недлинный кусок нити, прежде чем обрезать жизнь этой семьи навсегда. Но ножницы уже занесены. Единственное, чего не знала Харви, так это того, что труп ее семьи утащит за собой на тот свет других. Она и не подозревала, насколько трупный яд опасен для всех вокруг. Как далеко и глубоко он может разливаться по разрушавшемуся древу семьи. Кажется, должна усохнуть лишь одна ветка, но иногда болезнь перекидывается и на другие ветви или даже на все дерево.

Каковы бы ни были обстоятельства, до этого момента Харви внутри всегда ощущала тепло, она знала, что иногда может совершать проступки, но в мыслях и душе ей хотелось поступать правильно. За тот свет, который сохранился внутри Харви, несмотря на все ее переживания, стоит благодарить два обстоятельства. Ее родители хоть и не были людьми семейного типа и были эгоистичны настолько, насколько это вообще возможно, все же они были людьми интересными с ярко выраженными талантами и неординарными идеями. И по‑своему многое давали Харви, их карьерные успехи и широта интересов и в глазах Харви делали мир местом возможностей, меcтом, которое полнится тем, что стоит изучать, познавать и чем стоит любоваться.

Во‑вторых, Харви в жизни во многом сопутствовала удача. Ее счастливый билет был в ее семье, которая не ограничивалась мамой и папой, в ней были и бабушки, и дедушки, и тети, и дяди, и многочисленные родственники. Это была большая семья, такой клубок переплетенных судеб, совместных печалей и радостей. Наличие большой и дружной семьи выступает в роли амортизатора, то есть не является основой конструкции, но однозначно помогает преодолевать любые неровности на дороге, делая жизнь мягче и нежнее. Когда растешь в большой семье, ты изначально окружен множеством людей, которым не совсем все равно, которые охотнее выслушают, нежели незнакомец. Во многих из родственников может даже и не быть ничего особенного, но они все равно незаметно защищают друг друга.

Именно эта большая и дружная семья, которой Харви была окружена с рождения, делала ее мир светлее и ласковее. Что бы ни происходило в ее взаимоотношениях с родителями, Харви знала, что ее место в этой жизни определено не только родителями, но и принадлежностью к чему‑то большому, живому, многообразному. Пусть Харви не могла прийти к родне со своими печалями, страшась открыто признаться кому‑либо в своих поражениях, которые она терпела раз за разом, пытаясь спасти семью, но это был ее собственный выбор. Она чувствовала вокруг себя небезразличных к ней людей, пусть разных, пусть не идеальных, но главное – небезразличных. Они были далеко, но они были. Эта большая семья стала тем островом стабильности, который служил Харви большой опорой.

Но время шло, и вместе с ходом времени из жизни уходили старейшины этой семьи, забирая с собой тот клей, который сцеплял всех вместе. Почти физически ощущалось, как целые ветви отваливались от семейного древа, подобно тому, как с ревом откалываются глыбы льда от ледников. Этому не придаешь слишком большое значение вначале, но затем, когда понимаешь, что твой ледник становится таким маленьким, что может просто раствориться в океане, охватывает неприятное чувство беспокойства. Тогда осознаешь, что с уходом каждого человека прощаться надо было не только с ним и грустить будешь не только по нему, а и по многим людям, которых он делал тебе родными.

Каждый рано или поздно сталкивается со смертью, с чужой, и если в какой‑то момент приходит осознание произошедшего, то боль, словно стрела, прошивает все тело. И сковывает страх. Страшишься не своей смерти или смерти как таковой, а того чувства пустоты, тех разрушений, которые она после себя оставляет. В племенах джунглей гибель старого большого дерева принято воспринимать со светлой грустью. Старое дерево хранит в себе много историй, служит домом или источником пропитания, поэтому его уход печален. Но то же дерево своей мощной кроной лишает света более низкие деревья и кусты, препятствует развитию. Его корни не дают расти другим корням. Это дерево – своего рода тяжелый якорь на корабле леса, чья сила заключена в быстром росте и обновлении.

Однако, когда дерево освобождает пространство, более низким деревьям приходится переживать сильнейшие испытания, которые проходят далеко не все молодые побеги. Начинается жизнь в абсолютно новых условиях и с высочайшим уровнем ответственности, о которой до этого почти ничего не знал: надо выкарабкаться из‑под обломков старого дерева, привыкнуть к обжигающему солнцу, к тяжести ливней, к треплющему ветви ветру, ко всем тем живым существам, которые, чем сильнее ты становишься, тем более активно строят свою жизнь вокруг тебя, ползая и прыгая по твоим ветвям. Жизнь более никогда не будет прежней. И всегда старые деревья рушатся неожиданно, даже если все осознают неизбежность этого.

Харви уже не жила с родителями, а перебралась на съемную квартиру. Переезд произошел сумбурно и неожиданно, но покинуть родительский дом было одним из самых лучших решений, когда‑либо предпринимаемых Харви. Она сконцентрировалась на учебе, на встречах с друзьями, что позволяло ей ненадолго забывать обо всем том, что осталось в доме, где она выросла. Однажды мама решила навестить ее, а приехав, сообщила, что они с папой разводятся. Когда Харви услышала эту новость, то ее первой мыслью было облегчение: «Наконец‑то!» Она выдохнула, потому что это был первый логичный шаг, предпринятый ее родителями. А там, где присутствуют логика и последовательность, всегда царит спокойствие. Харви, конечно, была озадачена тем, что могло так неожиданно заставить ее родителей совершить последовательный поступок. Ведь они скорее были настоящими магами и волшебниками, способными строить свою жизнь подобно фокусу, раз за разом делая шаги, противоречащие естественному ходу вещей.

Интуитивно Харви не хотелось задавать маме вопрос о причинах, потому что она боялась услышать ответ и, более всего, боялась, что выстроенная ею за последнее время стена между проблемами родителей и ее собственной ответственностью за все происходящее рухнет. Тогда с новой силой на нее обрушатся все внутренние переживания, сдерживаемые дамбой, и затопят все ее существо.

Но повисла такая пауза после маминого объявления, которая вынуждала Харви задать вопрос. Харви могла бы проявить стойкость и не поинтересоваться, но жизнь складывается так, что иногда нам приходится смотреть на человека так, будто мы не знаем про весь тот багаж, что ему сопутствует. Харви заставила себя увидеть перед собой просто маму, не ту самую ее маму, а просто маму, как понятие, как воплощение любви и жизни. Посмотрев на нее так, она поняла, что сейчас маме нужна поддержка близкого, которую она пришла получить от дочери. Харви задала свой вопрос, стараясь, чтобы он прозвучал деликатно.

Мама начала объяснять, что триггером послужило письмо. На этом моменте Харви внутренне вся напряглась, чтобы сдержать обуревавшие эмоции. «Письмо? То есть после всего того, что им приходилось переживать, последней каплей стало письмо? Возможно ли, что пара строк действительно переполнила океан? Или же ничто не способно было переполнить океан мамы Харви, обращенной преимущественно внутрь себя, пока об этом просто явно не написали на бумаге?» Так или иначе, Харви пообещала себе быть другом для мамы, а потому постаралась затушить все свои мысли и продолжила слушать.

Папа написал маме письмо, в котором сообщал, что у него есть вторая семья, и он хотел бы проводить время поровну в обоих семьях. И что он готов три с половиной дня быть с ней и еще три с половиной дня с другой. И надеется, что она отнесется с пониманием к его просьбе и положению. Но тут облегчение Харви от развода, как ожидаемого итога, сменилось привычной, но забытой смесью боли и гнева. Как такое можно предлагать? Да еще и в письме, да еще и таким будничным тоном, будто обсуждается какой‑то бытовой вопрос из разряда покупки новой стиральной машины.