Осколки фамилии

Париж хорош тем, что в нем на относительно небольшой площади сосредоточены развлечения на любой вкус. Город никогда не может надоесть, также как и избранные его места, куда можно смело приходить раз за разом, бесконечно очаровываясь новыми открытиями. Таким является музей д, Орсе, куда Харви заходила довольно часто, просто чтобы отвлечься и привести мысли в порядок. После университетских занятий Харви вновь отправилась в д, Орсе порисовать посетителей, их эмоции. Очаровательного в своей скуке ребенка, глядевшего чаще в пол, чем на картины. Немного напуганного японца, что пытается познать недосягаемую чуждую, но влекущую западную культуру. Статных и милых пожилых супругов, словно сошедших с одного из полотен в современный, порою лишенный эстетики мир. Американцев, воспитанно выражающих неизменно положительные эмоции в отношении каждого полотна. И противоположных им избалованных европейцев, пропускающих все через призму собственной критики.

За забавным навешиванием ярлыков при помощи карандаша и бумаги совершилось новое открытие. В музее Харви застыла около скульптуры античной девушки, сидевшей скрестив ноги и кокетливо подтягивавшей одну из них обеими руками. Обычно на скульптуры в картинных галереях обращаешь меньше внимания, если только не желаешь полюбоваться какой‑то конкретной. Но эта девушка с аристократичными чертами лица и такой интригующей полуулыбкой заставила Харви остановиться и уделить ей внимание.

Скульптура была удивительно живая, в ней чувствовалось внутреннее пламя страсти, прятавшееся за едва удававшейся девушке сдержанностью. Она была великолепна, передавала ту таинственность, которая так часто встречается в хорошеньких молодых созданиях. Харви сама уже забыла, каково это – чувствовать себя такой. Когда под кожей все кипит, все рвется наружу, а внешне ты пытаешься из последних сил держаться принятых норм поведения. Как это прекрасно! Именно на таком балансе и должен жить человек с молодости и до старости. Харви начала обходить свою новую подругу кругом и обратила внимание на ее легкость и изящность, да, это были проявления внешние, но шли они изнутри, из ее прекрасной души, освободившейся от ненужной тревожности и скорби, оставившей место только смелости и благодарности. В своей правой руке она держала лиру – символ гармонии между внутренним и внешним. Лира учит не фальшивить, всегда соблюдать баланс между словом и делом, между мировоззрением и образом жизни. Рядом с девушкой лежал панцирь черепахи, который так часто переплетается с символом лиры, поскольку когда‑то служил основой инструмента. Этот панцирь напоминает о том, что не стоит торопиться. Если шаги верные, то все придет, все сложится.

Харви подошла чуть ближе и прочла название скульптуры: «Терпсихора». Разумеется! Муза танца не могла не быть притягательна для Харви. Та, что учит сочетать духовное и физическое начало. Та, что, услышав музыку – сердцебиение, – начинает танцевать – приводить мир в движение. Терпсихора учит не простому увеселению, она учит мыслить: созерцать, осмысливать законы природы, законы передвижения и овладевать ими. Терпсихора учит самой гармонии жизни, а облеченная в этот мрамор, она заставляет на мгновение полностью подчиниться своим чарам и почувствовать единение с самой Вселенной.

Харви стояла там и думала, что эта скульптура была вершиной творения человека. Почти все люди похожи на маятники, которых постоянно штормит из одной крайности в другую, а удержать единственно верное состояние они не могут, не хватает сил сопротивляться той инерции, что несет прочь от равновесия. Но Терпсихоре это удалось, скульптор заставил остановиться мгновение, и теперь все мы можем наслаждаться созерцанием совершенной гармонии, живого пламенеющего счастья. Харви огляделась, и ей захотелось прокричать: «Постойте! Посмотрите, она великолепна! Запомните ее, она указывает путь, даже не поднимая руки!»

Но вокруг все проходили мимо, не считая важным удостоить ее своим вниманием. Харви стало обидно за свою новую знакомую, но указывать людям в музее на что‑либо, если они не попросили, – дело неблагодарное и отдающее легкой степенью безумия. Как часто сумасшедшие лишь хотят обратить внимание на те истины, что открылись им, но оказываются не понятыми, потому что для тех, кто оказался рядом, эти аксиомы или еще пока недоступны, или уже давно очевидны. И как же греет душу, когда рядом оказывается такой же чудик, как и ты сам, – кто все понимает и готов разделить торжественный момент осознания. Харви стало неприятно и грустно, что отсутствие единомышленника автоматически переводит ее из категории «открывателя» в сочувственный список «безумцев».

Девушка отвела глаза в сторону от скульптуры, словно слегка обижаясь, и заметила на массивной гранитной скамье музея тонкую девушку, увлеченно рисующую что‑то карандашом на желтых страницах блокнота. Она была похожа на воробышка, удобно устроившегося на ветке массивного дерева. Девушка резко подняла голову и посмотрела прямо на Терпсихору, затем вновь и вновь. Она копировала ее! Она ее тоже заметила! Влекомая неосознанным порывом, Харви подошла к девушке и заговорила на английском, универсальном языке общения в туристических местах Парижа.

– Мне тоже приглянулась эта скульптура. Вы же рисуете девушку с лирой, не так ли?

– Да, верно. А все ходят мимо и не замечают ее, – ответила девушка. – Вы откуда?

– Из Москвы, России, – ответила Харви.

И тут девушка перешла на русский:

– И я из России, училась в Москве, а выросла в Ханты‑Мансийске.

– Никогда там не была, но как‑то попала на передачу про город и его окрестности. С тех пор надеюсь посетить Ханты‑Мансийск однажды.

– А здесь ты что делаешь? – спросила девушка. – Я – Ада, кстати.

– Очень приятно, Ада. Я – Харви. Я здесь студентка по обмену.

– И я!

После этого знакомства Харви и Ада, сами не заметив как, стали хорошими товарищами, виделись каждый день, общение абсолютно не тяготило обеих и даже наоборот, они внушали друг другу доверие. Их взгляды не были схожими, а скорее дополняли друг друга и, пожалуй, наибольшую благодарность Парижу Харви хотелось выразить не за размеренный ритм жизни или высокое ее качество просто потому, что так здесь все было устроено, не за услаждающую глаз архитектуру, не за несравненные музеи, не за чарующие своей продуманностью парки, не за бесконечно романтичную набережную Сены, а за Аду, за человечность, которая полнила ее и выплескивалась на Харви. Истинный друг рядом нужен человеку прежде всего остального, даже когда он настроен на одиночество.

Ада присоединилась к Харви, и они начали бегать вместе, ведь уж если где и вводить бег в ежедневную рутину, так это в Париже. Только здесь твой маршрут может пролегать по живописнейшим местам планеты, с разнообразием ландшафта. Город, как талантливый дизайнер, любит поиграть с высотой и уровнями, и все это прямо у подъезда дома, в котором живешь. Чтобы бегать вместе, Харви перестроилась делать это по утрам, а не вечерам, как до встречи с Адой. Харви и Ада бегали в свое удовольствие на рассвете, восполняли потраченную энергию совместным завтраком в тихом бистро свежими круассанами и кофе. В этом уникальность Парижа, что, не делая для этого абсолютно ничего, ты вмиг обретаешь образ жизни, имитация которого обходится богачам в США, России, Азии в неоправданно крупные суммы денег и при этом остается всего лишь пародией.