Оспорить завещание

На втором этаже было повеселей, но тоже везде разруха и грязь. Однако попадались комнаты, где в окнах были целые стёкла и даже двери запирались, но вот кровати отсутствовали, как, впрочем, и остальная мебель. И только в конце коридора нам улыбнулась удача. В комнате стояла кровать поистине гигантских размеров, ну и подумаешь, что скрипучая! Зато на ней даже имелся матрас, нам лишь оставалось застелить его чем‑нибудь. А ещё были целые окна, и дверь запиралась на засов, там же можно было выйти в ванную комнату и, судя по всему, в кабинет. Мусора, конечно же было, как и повсюду, полно, но это мелочи, главное – безопасность.

– Пойдем вниз за чемоданами, надеюсь, там будет какое‑нибудь покрывало.

– Нет, госпожа, там ваши платья. – тихо ответила служанка и, виновато опустив глаза, добавила, – я собирала не много, но поверенный заметил и всё забрал.

– Угу, гад он, – прошептала, осторожно ступая по лестнице, чтобы снова не упасть, – ничего, справимся. А еды случайно у нас нет?

– Нет.

– Мда… ладно, нам бы до утра продержаться. Здесь же люди живут, у них купим.

– Деревня стоит на ваших землях, люди должны вам налоги платить.

– Да? – заинтересованно спросила, пыхтя затаскивая тяжеленный чемодан, второй тащила девчушка, имя которой я пока так и не выяснила, а спрашивать не решилась.

– Вы говорили, что по прибытии соберёте со всех долги, по документам они же более пяти лет не платят.

– Ладно. Утром разберёмся, – проговорила, заходя в комнату, – запри дверь и давай наведём порядок хоть в этом углу, чтобы было где спать.

– Сейчас, госпожа, я внизу видела тряпки, и кастрюлю какую почище из кухни принесу, смою пыль эту.

– Хорошо, только аккуратней там.

– Спасибо, – вдруг просияла девушка и радостная выбежала в коридор.

Я же, воспользовавшись временным одиночеством, принялась шуршать в сумочке, которую не выпускала из своих рук. Осмотревшись и не найдя подходящего чистого места, куда можно было высыпать своё богатство, я, вытянув уголок подклада, нашла едва заметный шов и зубами перекусила нить.

– Так, и что там у нас? – задумчиво проговорила, вытягивая из полученной дыры свиток. Я с удивлением уставилась на незнакомые закорючки, которые, впрочем, могла читать, – хм… и говорю я на незнакомом мне языке, чудные дела творятся… ладно, не отвлекаемся.

Читая завещание деда, а после и его письмо, я сделала неутешительный вывод. Эмма Барлоу, урождённая графиня – сирота, без средств к существованию. Кроме вот этого особняка, нескольких акров лесной чащи и деревеньки, у неё ничего нет. А некогда, до гибели родителей, девочка росла в достатке, дед малышку баловал, но пагубная страсть к азартным играм лишила их всего. Но деду проще, он был стар и покинул этот бренный мир, оставив ни к чему не приспособленную девицу в нищете. Да‑да, он так и написал, что жалеет о том, что не обучил внученьку и замуж вовремя не выдал, всё выбирал для своей кровиночки подходящую кандидатуру. А сейчас двадцатилетняя Эмма и не нужна никому. И покидает он этот мир, уповая, что его Эми сможет справиться с жизненными тяготами и вернёт величие семье Барлоу.

– Ну, дед, – сердито фыркнула, беглым взглядом окинув комнату, – чтоб тебя…

– Госпожа! Смотрите, что нашла, – воскликнула девушка, прервав мои ругательства, окрылённая влетая в комнату, держа в руках горсть мелких яблок.

– Спасибо, – поблагодарила довольную и гордую своей находкой девушку и, почувствовав вдруг дикий голод, вгрызлась зубами в одно, – сладкое, ты сама тоже ешь.

– Можно? – спросила та, потрясённо взглянув.

– Конечно, – не менее потрясённо ответила девушке, подумав: «Неужели Эмма голодом морила её?», вслух же спросила, старательно делая равнодушное лицо, – а как твоё полное имя?

– Молли, госпожа, так и есть.

– Красивое имя, – улыбнулась девушке, доедая второе яблочко, – ну что, начинаем наводить порядок! День был очень длинным, и ужасно хочется спать.

– Вы присаживайтесь, я сама здесь уберу.

– Сама ты и за день не управишься, вместе быстрее будет.

– Но, госпожа, – возразила Молли, в очередной раз ошарашенно на меня посмотрев. Сегодня на девушку навалилось так много потрясений, что она даже не нашлась чем продолжить.

– Не спорь! И где вода, за которой ты бегала на кухню?

– Ой, – пискнула Молли, – я мигом.

– То‑то же, – пробормотала, открывая чемоданы, и решив пока осмотреть своё имущество, принялась перебирать наряды, – в этом много не наработаешься, ходить‑то в таком по дому страшно.

– Вот, – оборвала моё ворчание Молли, поставив на столик кастрюлю литров на пять с водой, и настороженно спросила, – здесь тряпка, я штору старую взяла с кухни.

– Пойдёт, её как раз только на тряпки и можно пустить, – одобряюще улыбнулась девушке, – давай пыль сначала с матраса смахнём.

За час мы успели лишь убрать мусор, вытереть пыль вокруг кровати и проложить дорожку до ванной комнаты. Там тоже стёрли пыль только с раковины, зеркала и унитаза и, уставшие, напившись холодной воды, устремились к кровати. Прикрыть грязный матрас было нечем, подушкой нам послужили мешочки, битком заполненные нижним бельём Эммы, а одеялом стало платье – его было, конечно, жаль, но к середине ночи похолодало и совершенно не хотелось ко всему прочему заболеть.

Молли пару раз попыталась отказаться спать рядом, но, видимо, девушка тоже вымоталась за день и не слишком упиралась – быстро шмыгнув в кровать, она улеглась на самый её краешек. Я не стала ничего говорить по этому поводу, сама с трудом справляясь с закрывающимися глазами, и стоило моей голове коснуться мешка, отключилась.

 

Глава 3

 

 

– На яблочках мы долго не продержимся, – задумчиво протянула, завтракая сладким, сочным, но маленьким фруктом, запивая холодной водой, – надо бы наведаться в деревню и обзавестись минимумом продуктов.

– Госпожа, я не знаю, где она, – быстро проговорила Молли, размазывая грязь по столу, – а пешком далеко идти.

– Ничего, не рассыплемся. Вот только куда бы спрятать чемоданы?

– Может, в кладовую? Там темно и запах такой, что не каждый сунется.

– Нет, провоняют – и не продашь потом, – возразила, перебирая в уме все тайные места в особняке, но ничего подходящего в голову не приходило, разве что…, – лучше в том мусоре, среди сломанной мебели припрячем, лежит же он давно.