Отдел убийств: год на смертельных улицах
В конце концов, он начал гордиться чем‑то менее масштабным. Когда в него попали на Аруна‑авеню, Терренс Макларни не упал. Он остался стоять и вел ответный огонь, пока не поразил цель. Через два дня Рейфорд Барри Футман, двадцать девять лет, скончался от осложнений после ранения в грудь. Извлеченную на вскрытии пулю проанализировали и подтвердили, что она вылетела из служебного револьвера Макларни.
Через некоторое время после перестрелки один детектив принес Макларни список прошлых приводов покойника – распечатку на несколько страниц. Макларни читал, пока не успокоился, отдельно для себя отметив, что недавно Футман вышел по УДО после тяжкого преступления. Но ему не хотелось видеть фотографию мертвеца и не хотелось читать досье. Это было бы уже слишком.
Пятница, 12 февраля
Макларни сидит за столом Даннигена в дополнительном офисе и слушает, как с размеренно всхлипывает девушка за дверью допросной. Это настоящие слезы. Макларни знает.
Он навалился на стол, слушая, как девушка пытается взять себя в руки, когда детективы пытаются еще раз пройтись по ее показаниям. Голос надламывается, из носа течет. Она чувствует боль, даже утрату, не хуже, чем они – из‑за Джина Кэссиди. И от этого Макларни с души воротит.
Выходит из своего кабинета Д’Аддарио, подходит к допросной и заглядывает в зеркальное окошко.
– Как идет?
– Раскрыли, лейтенант.
– Уже?
– Она сдала Бутчи.
Бутчи. Это слезы по Бутчи Фрейзеру.
Истерика началась полчаса назад, когда они наконец достучались до Йоланды Маркс, и из нее стала урывками пробиваться правда. В допросной Макларни слушал рыдания до тех пор, пока противоречия, пошатнувшаяся мораль не стали невыносимыми. Тогда у него к горлу подступила небольшая речь, и он сказал девчонке из Западного Балтимора, что она поступает правильно. Сказал, кто такой Бутчи Фрейзер, что он сделал и почему все должно кончиться так, а не иначе. Сказал о Джине и Патти Кэссиди, о еще не родившемся ребенке, о нескончаемой тьме.
– Задумайся, – добавил он.
После этого настало молчание, на минуту‑другую, пока в ее голове вырисовывалась чужая трагедия. Макларни уже ушел из допросной, и теперь она снова всхлипывала – только к Джину Кэссиди слезы не имели никакого отношения. Правда была проста: Йоланда Маркс любила Бутчи Фрейзера, но ей пришлось его сдать.
– Она заговорила? – спрашивает Лэндсман, проходя через допофис.
– Да, – Макларни рассеянно выдвигает верхний ящик Даннигена. – Сейчас будем писать.
– И что она говорит?
– Дело раскрыли.
– Эй, молодчина же, Терр.
Лэндсман исчезает в своем кабинете, а Макларни достает из ящика пригоршню скрепок, выкладывает на столе и начинает мучать первую, вертя в толстых пальцах.
Конец ознакомительного фрагмента
