Отшельник. Вокруг одни поэты
– Пожар начался в конюшне, – виноватым голосом произнес староста. – Может масляный фонарь был неисправный или лучину кто обронил? Полыхнуло сильно. Когда мы прибежали из деревни, уже ничего нельзя было спасти. Чтобы затушить огонь, пришлось почти досуха вычерпать колодец.
– Натали, ребенок? – хриплым, придушенным голосом выдавил из себя Норм. – Что с ними?
Староста отвел глаза в сторону и еле слышно произнес:
– Вы знаете наши обычаи. Мы похоронили их на погосте. Графиню и вашего маленького сына. Очень сильно обгорели. [1]
Норм глухо застонал и скрипнул зубами, в бессилии сжимая и разжимая кулаки. Староста испуганно попятился, хлопая глазами. Затем опустил голову и медленно пошел к воротам. На ходу он обернулся и скороговоркой пробормотал:
– Пойдемте со мной, господин! Я покажу вам их могилки.
Словно во сне, ратник двинулся вслед за старостой. Согларус внимательно посмотрел на друга и произнес:
– Ступайте, я вас догоню!
Проводив взглядом уходящих, старый маг вернулся к пепелищу особняка. Быстро сориентировавшись, он отыскал место, где раньше была гостевая комната. Покопавшись в обгорелых обломках у стены, старец извлек на свет свой посох. Заговоренный магией Хаоса металл нисколько не пострадал от огня. Тщательно вытерев поверхность волшебного жезла от пепла, Согларус поспешил вдогонку за Нормом и старостой.
***
На краю деревенского кладбища, на невысоком пригорке виднелись два свежих могильных холмика. Здесь под сенью ветвистого бука царила густая тень. Со стороны казалось, что дерево заботливо укрывает пышной кроной навеки упокоившуюся мать и ее дитя.
Охваченный горем Норм опустился на колени перед могилами. В изголовье земляных холмиков лежали плоские камни с криво вырезанными на них именами Натали и годовалого Измира.
– Фамильная усыпальница предков Натали вместе с родовым замком теперь собственность короны, – ни к кому не обращаясь, проронил ратник. – Я не могу поверить, что ее и моего сына больше нет!
Староста часто заморгал и отвернулся в сторону, пряча повлажневшие глаза.
– Нужно принять это страшное горе и, что потребует еще большего мужества, научиться с ним жить, – раздался рядом тихий сочувственный голос.
Согларус и Норм разом обернулись. В нескольких шагах от них стояла маленькая старушка в черных монашеских одеяниях и накинутом на голову куколе. Наружу выглядывали лишь бескровные губы и узкий морщинистый подбородок. Тонкая трясущаяся рука сжимала потемневшую от времени деревянную клюку. [2]
– Кто вы, почтенная странница? – вежливо спросил незнакомку Согларус.
– Меня мало кто знал в молодости, а сейчас мое имя и подавно никому не интересно, – сдержанно ответила старушка. – Я путешествую вслед за ветром, сплю на ложе из трав. Моя пища – лесные ягоды и вода из ручья. Мужчина, потерявший жену и сына, спрячь печаль в своем сердце. Не дай ей поглотить тебя! А время… Оно лечит любые раны!
– Спасибо, вам за слова утешения, добрая женщина, – кивнул головой Норм. – Для меня они навсегда останутся живыми. Никодим, благодарю вас за то, что позаботились о Натали и Измире.
Ратник тяжело поднялся с колен. Он вынул из кожаного мешочка несколько золотых монет, и, подойдя к старосте, вложил их тому в руку. Селянин опустил голову и, пряча деньги за пазуху, сочувственно закивал. Он словно собирался что‑то сказать, но лишь плотнее сжал губы. Норм решительным шагом сошел с пригорка. Согларус поспешил за товарищем. Расчувствовавшийся староста, глядя им вслед, тяжко вздохнул. Престарелая странница некоторое время смотрела на уходивших друзей, а затем перевела пышущий злобой взгляд на Никодима. Тот сразу сник, и, казалось, сделался меньше ростом.
– Как ты завилял хвостом перед Нормом! – прошипела старуха гневным голосом. – Еще немного, и все бы ему рассказал! Но теперь эта опасная парочка непременно попадет в мою ловушку!
Из опущенного вниз широкого рукава одеяния женщины выглянул острый кончик стрелы, а затем показался миниатюрный арбалет.
Испуганный селянин начал пятиться назад, вытягивая перед собой руки с растопыренными пальцами. Его глаза, казалось, сейчас выпрыгнут из глазниц.
– Не надо! – жалобно запричитал он. – Я же все сделал, как вы приказали!
Едва слышно тренькнула тетива арбалета. Толстый арбалетный болт ударил мужчину прямо в середину груди. Староста коротко взмахнул руками и упал в заросли кустарника у подножья дерева.
Фальшивая старица с удивительным для ее возраста проворством подскочила к дереву. Она оперлась рукой на ствол, и принялась с жадным любопытством наблюдать за слабеющими движениями умиравшего предателя. Вскоре тот затих, недоуменно глядя на нависшую над ним густую листву. Убийца оглянулась и посмотрела на удалявшиеся крохотные фигурки Норма и Согларуса. Рот женщины скривился в презрительной усмешке, а сухие пальцы с силой впились в кору бука. Твердая древесина под ними подалась и стала крошиться в мелкую труху. В тщедушном теле оказалась спрятана огромная сила. Паучья рука старухи двинулась вниз по дереву, оставляя на стволе глубокие борозды от ногтей. [3]
***
Друзья все дальше и дальше удалялись от деревенского кладбища. За это время они не обменялись ни единым словом.
– Куда ты теперь? – прервал затянувшееся молчание Согларус.
– Хочу еще раз осмотреть пожарище, – ровным голосом ответил Норм. – Может быть, найду что‑нибудь уцелевшее.
– Я пойду с тобой, – уверенно заявил Страж Равновесия.
Ратник безразлично пожал плечами. Вскоре друзья вновь подошли к обгорелым руинам усадьбы. Жителей деревни нигде не было видно. Наверное, они разошлись по домам, чтобы прийти в себя после событий бессонной ночи.
[1] В некоторых областях Вендарии тело усопшего предают земле до заката солнца.
[2] Куколь – удобный капюшон, покрывающий голову и плечи.
[3] Старица – пожилая монахиня, отшельница.
