Оттепель

Послышались чьи‑то шаги, а вскоре, и скрежет ключа в замочной скважине дверей разнёсся глухим эхом по моей камере. Набросив одеяло на голову, я отвернулся лицом к стене притворившись спящим.

 

Зачем они пришли?!

 

Так… Главное не паниковать, перестать дрожать, иначе заметят. Ведь если не спишь – значит режим нарушаешь, а нарушаешь режим – жди наказания. Эти твари легко найдут повод выбить всю дурь, и ведь они ничем не лучше тех, кого охраняют! Такие же жестокие, хладнокровные убийцы.

Осевшая дверь грузно проехала по полу, и я перестал дышать.

– Брось это здесь да пойдём, ещё по стопке опрокинем. – Прозвучал грубый голос одного из охранников. Другой усмехнулся, и я услышал глухой удар. Дверь, тем же мерзким скрежетом захлопнулась. И наступила тишина.

 

Судорожно выдохнув, я осторожно выбрался из‑под одеяла, чтобы осмотреться.

Уже несколько недель мне везло быть одному. Последнего, с кем мы делили эту маленькую конуру, перевели в другое место, и, пожалуй, я был несказанно рад такому обстоятельству. Лучше в одиночестве, чем соседство с монстрами, которые могут убить за лишнее одеяло в морозные ночи.

 

Я не заслужил быть здесь, я… Я же просто не такой!

 

Похоже мужчина сильно избит и угрозы сейчас не представляет, но адреналин всё ещё зашкаливает так сильно, потому уснуть не получиться.

Кряхтя что‑то себе под нос, он поворочался на полу, может быть, пытался подняться да тело не слушается. Немного даже жаль его стало, поэтому поднявшись с кровати, я нащупал в темноте свою куртку и накрыл ею лежавшего человека.

 

Ночь хоть и не была опасно холодной, но спать в лёгкой одежде – плохая идея. Сомневаюсь, что он заслуживает какой‑либо помощи, однако нам теперь вместе жить, и лучше бы положительно зарекомендовать себя сразу.

В маленькое окошко начал пробивать утренний свет, а меня начала одолела гадкая дремота. Опустив взгляд вниз, я, зачем‑то начал рассматривать окровавленное лицо мужчины, отвлекаясь от усталости.

 

Ничего особенного во внешности нет. Обыкновенный бандит как большая часть заключённых. А ведь я рискую стать таким же. Жутко. Но, неплохая мотивация, чтобы больше не преступать законов. Ха, да как будто не воруя, возможно было выжить.

После завтрака – работа; всё по кругу, до вечера. Физический труд здесь на износ, но и оплата, какая‑никакая существует. Больше еды, теплее одежда, пара лишних одеял, обувь и прочие житейские мелочи, которые буквально бесценны в этих, суровых местах.

 

Кто‑то скажет, странно радоваться такой перспективе, но здесь это – возможность выжить. Без еды не будет сил, а без хорошей одежды чаще болеешь. Станешь менее пригодным, а никому не выгодно кормить бесполезных. В целом: «не работаешь – не живёшь», всё просто до невозможности. Молодым ещё несложно, мы крепкие, а вот старикам вдвое меньше шансов дожить до свободы, поэтому я стараюсь им помогать, выполняя чужую работу. Не все так делают, это глупо, растрачивать себя, но мне просто жаль их.

Если так подумать, то после улицы я теперь сыт, одет и при деле. Тут от меня хотя бы польза есть, да и крыша над головой; стабильность, что ли. Стараюсь делать всё как скажут, и это стало залогом моего комфорта, если, конечно, жизнь вне воли – это комфорт. В конфликты главное не вступать, не спорить. Держусь режима и многочисленных правил, даже выдуманных, и лишний раз, просто не попадаюсь под горячую руку.

 

Память о переломанных рёбрах всё ещё свежа, чтобы провоцировать подобный опыт снова.

 

В конце дня, вечером, каждому дают ровно столько еды, сколько он заработал, и это единственный раз, когда можно не только утолить голод, жажду, но и хорошо поесть. На улице ты мог украсть пол булки хлеба, а пробегать на все три. Если догонят – то и вовсе ничего не получишь. Отберут, а заодно могут побить. На воле казалось, что все люди озлоблены и несправедливы, но теперь, думаю, что это не их вина. Каждый много трудиться, устаёт. Редкий раз прохожий сжалиться дав нам мелочи или немного еды. Плохо я раньше представлял, что такое настоящее зло.

 

Вернувшись в камеру, я застал мужчину, который что‑то писал на листке бумаги. Возможно, письмо близким. Мне тоже хотелось написать отцу, но разве ему есть до меня дело? Переживай он, из дома бы не выгнал. Хотелось бы написать друзьям, но какой адрес указать? Бездомным почта не приходит.

 

Мы молча переглянулись, и я залез на кровать, укутавшись с головой. Ужасно гудят ноги, но несмотря на то, что ночью выспаться не удалось, силы ещё остались, чтобы познакомиться с новым человеком, и понять, стоит ли его бояться.

– Эм… З‑здравствуйте? – нарушив тишину я напрягся. Беседовать местные обитатели не любят. И атмосфера, как будто давит своей неопределённостью.

– Угу, – бросив карандаш на стол, ответил мужчина. – А чё трясёшься, как собака побитая?

– Замёрз.

Хмыкнув, мужчина бросил скомканную бумагу, и устроился в кровати напротив.

– Не удивительно. Вон какой дохлый. Мелкий, лет‑то тебе вообще сколько, двенадцать? Утром думал, мож померещилось, ан нет, чё ты тут делаешь?

– Ха! Ха! – нахмурившись, я уткнулся лицом в подушку. Ну он, хотя бы владеет обычным, русским языком и, кажется, не настроен враждебно. Проблем быть не должно, надеюсь.

 

Совсем скоро наступил отбой, мы погасил лампу и помещение по грузилось в кромешную темноту. Я боялся темноты раньше. Но чудовища не прячутся по углам.

 

Больше мы не сказали друг другу ни слова, и в какой‑то момент я провалился в долгожданный сон.

Видеть сны – настоящая роскошь. Будто вырываешься за пределы прочных стен куда угодно. Это – словно путешествие за границы мест, которые вижу каждый день здесь. Там яркий свет солнца, тепло, щебет птиц, и… Только там, желанный покой. Какие бы ни были условия, – плохие или хорошие, – но свободу действительно ничем не заменишь. Когда ты волен делать только то, что хочешь, в любой момент. Вот так беспечно лежать на траве, смотря в небо на медленно плывущие облака, похожие на очень мягкую подушку или пушистое одеяло… Уйти бы куда глаза глядят и потерять навсегда дорогу обратно.