Оттепель

Подобный шаг станет началом необратимого будущего, и если только дам слабину, если не получиться выдержать подобного рода работу… Передумать возможности не будет. И кто вообще, в будущем, ответит за все преступления? Я ведь своими руками – это даже в голове никак не вырисовывается, что уж говорить о реальности.

Спустя несколько дней я попросил охранника договориться о ещё одной встрече с мужчиной. Она может стать решающей в принятии сделки. Все риски понимаю, осознаю, но чёрт возьми, когда мысли только о возможной свободе. Буквально сводит с ума. Когда понимаешь, что одно слово, и каторга останется позади. Навсегда ли?

***

Через неделю моя просьба была удовлетворена. В этот раз местом переговоров стала комната для посещений, в которой я оказался впервые. Некоторым, за примерное поведение позволяют, буквально на пару часов, раз в год, встретиться с близкими если те изъявят такое же желание. Несколько раз, и я подумывал написать домой письмо. Честно говоря, окажись здесь отец или мачеха, простил бы им всё… Скучаю, ужасно, не смотря на предательство, но скорее всего мои письма даже не будут прочитаны.

– Ну что, Никольский. Ты уже надумал выбраться отсюда? Согласен на сделку? – нервно перебирая пальцами спросил Илья Фёдорович и достал пачку сигарет.

– Послушайте. Я уж не имею понятия по каким таким причинам выбор пал на меня, однако в согласии или отказе я хочу понимать, насколько это будет не напрасно.

Мужчина протянул мне пачку предлагая закурить, на что я отрицательно покачал головой, усаживаясь за стол.

– А я вот не понимаю с какого такого чёрта ты, сопляк, решил, что можешь дёргать меня туда‑сюда по пустякам. Если ничего не решил, то я сейчас же забираю своё предложение! И счастливо тебе оставаться! – выкрикнул он и засобирался, выпуская едкие клубы сигаретного дыма.

– Пожалуйста, постойте! – подорвавшись с места, я вдохнул слишком много никотинового яда и закашлялся. – Мне. Нужны гарантии. Вы не отнимете мою жизнь после? Четыре года и всё? Это правда? – вытирая рукавом проступившие слёзы, я смог наконец отдышаться. – Скажите, что будет со мной!

– Единственное, что в этой ситуации сделано зря – это мой путь сюда. Всё Никольский. Более, тратить на тебя время, желания нет.

– Илья Фёдорович. В сравнении с тем, какие были озвучены условия, я считаю, что имею полное право на разговор! Это только для вас всё легко, но жизни не пустой звук, не пачки денег, которыми вы привыкли закрывать рты! И ведь Вы. Всё ещё не ушли. А значит не так и просто найти кандидата, которого можно привязать обязательствами. Вам ведь нужны действующие рычаги давления, такие как, например Сибирь, когда человек осознаёт в каком аду находиться, как хочет выбраться и не возвращаться.

Мужчина приподнял брови от удивления и громко расхохотался.

– Ты меня поражаешь. Кхм… Не смей больше повышать на меня тон и язвить, щегол. Я правильно понял, что из всего оговоренного, тебя волнует лишь собственная шкура? – ухмыляясь спросил он, доставая следующую сигарету. – Интересный мальчишка.

– И это всё? – сдавленным голосом спросил я, отмахиваясь от новой порции дыма.

– Гарантии‑гарантии. Кто ж их дать‑то может? Скрывать не буду, работа не только грязная, но и опасная. Проколешься – станешь мишенью для другого наёмника. Такие риски. Не переживать можно только об охранке, их влияния недостаточно, чтобы вмешиваться в наши разборки. В деньгах не обижу, дам крышу над головой, чего тебе ещё нужно‑то?

– Жить хочу, – тихо ответил я, опустив голову вниз.

– Всё будет в порядке, если хватит ума не лгать мне. Так же, не советую допускать мыслей о предательстве, подобное терпеть не стану. В этой ситуации, Сашка, пеняй уж на себя, – сделав паузу, он подошёл ко мне и присел на корточки. – Ладно. Я готов подождать ещё неделю. Согласишься – приеду за тобой. Хорошо подумай.

– Спасибо, – согласно кивнув, я не решился посмотреть в сторону Ильи Фёдоровича.

– Неделя! И не дня дольше, понял? – уходя, повторил он ещё раз, и вышел за дверь.

Не сказать, что стало легче, мыслей только больше, сомнений через край. Всё измениться, если уйду с ним. Пока я здесь, есть, хоть и призрачная, но надежда на обычную жизнь.

Да как же это гнусно решать проблемы чужими руками. Стоило отказаться сразу и забыть, теперь сложнее. Вот‑вот можно оказаться на свободе, на совершенно ином уровне жизни…

Не знаю. Всё это так неправильно и внезапно.

***

Срок, данный мне на обдумывания, выходил стремительно. Но это уже было не важно, ведь решение принято и больше не менялось.

Сибирские морозы стали суровее, а ночи – невыносимыми. Это усложняло и стопорило всю работу, от чего мы получали вполовину меньше еды. Чаще приходилось бодрствовать, двигаться, чтобы разогреться. Не спасало ничего. Бывалые говорят такой период, который просто нужно перетерпеть, но каждый день становился изнурительной вечностью.

Терпение на исходе, я чувствую, как ломаюсь и прошу, уже знакомого охранника послать Илье Фёдоровичу телеграмму, или письмо с ответом. Как можно скорее.

Когда удалось уснуть, наверное впервые, за три дня, видя сплошную темноту, я вернулся на заснеженную поляну, где он уже видимо ждал меня. Снова.

– Саша… Помоги мне…– прошептал он, не оборачиваясь в мою сторону.

Подойдя к мальчику, я сам взял его за маленькую ручку и посмотрел в эти глаза без сковывающего страха, или злости. Единственное чувство – абсолютное бессилие.

– Почему, ты просишь меня об этом? Что у тебя случилось? Скажи, как помочь, если я и себя‑то не спас. Посмотри, всё вокруг замело, замёрзло, я нахожусь в страшном месте и не знаю, как скоро обрету свободу.

– Ничего, ты со всем справишься, – сказал мальчик, растворяясь в бушующей стихии снежных потоков.

 

Ну что ж… Вот и настал день, когда прибывает Илья Фёдорович. Знаю, что охрана сообщила о моём согласии, хотя с собой я так и не смог договориться. Прийти к какому‑то общему решению всё ещё не так просто, и на то есть лишь один огромный нюанс.

С чего я решил, что смогу убить человека?

Я обрету всё, а кто‑то тут же потеряет. Просто, потому что я устал быть здесь, просто, потому что хочу жить. Неужели я действительно сволочь?

Из раза в раз ищу какое‑то глупые оправдания, рисую в голове образы того, как отнимаю жизни, утопаю в чужой крови и ничего не чувствую.

Говорят, человек способен адаптироваться ко всему. Так‑то оно так, он не перестаёт эгоистично мечтать о лучшей доле, несмотря на то что жизнь в принципе не имеет никакого смысла.

И мы всё равно готовы до конца хвататься за любую, самую тонкую нить.