Паутина

Или вот, например, он сам. Он знал, что будет невероятно вымотан в этот едва начавшийся день, но радость разливается по телу горячей лавой, как хороший ром по гортани. Утро выдалось невероятно активным, но самое главное – успешным. Так что, невзирая на немного помятый костюм, синяки под лихорадочно блестящими глазами и голодное урчание желудка, он готов действовать.

А ещё Стефан испытывает злорадство. Последние несколько лет дались ему нелегко. Из‑за работы он потерял шансы на семью и забыл уже, что значит полноценный восьмичасовой сон, но не опускал руки, чтобы доказать: он способен остановить Союз. И сегодня он догнал их лидера, а его беззащитная девушка сидит здесь, в допросной комнате специального отдела Интерпола, главой которого и является мистер Стефан Шнайдер. Единственный его план, который сработал против Союза, но сработал так эффектно и точно, что впору восхищаться. Шахматная партия, по ходу которой белые проигрывали, внезапно обернулась их победой.

Весь этот вихрь мыслей проносится в голове Стефана, пока он смотрит через двойное стекло. В голове сейчас нет места сомнениям. Всё случившееся буквально пару часов назад придаёт ему невероятный заряд уверенности, поэтому, сделав глубокий вдох и поправив пиджак, он решительно входит в допросную.

От лязга металлической двери девушка вздрагивает и даже поднимает голову на первого за утро посетителя. Едва заметив агента, она подбирается: садится на жёстком, неудобном стуле прямее, разворачивает плечи и откидывает часть волос назад рывком головы; рукой это сделать было бы удобнее, но цепочка наручников слишком коротка.

Он со скрипом – нарочно громким, практически садистским – отодвигает второй стул и садится напротив. Складывает руки в замок и первую минуту просто изучает лицо девушки, даже не пытаясь спрятать усмешку.

Изучать было что. Через стекло из коридора не видно ни покрасневшие от слёз карие глаза, ни отчаяние во взгляде. Сейчас она даже не теребит цепочку, сжимая ладони.

– Доброе утро, мисс Адамс, – произносит, наконец, он. Вопреки его ожиданиям, девушка лишь напряжённо молчит. Стефан разводит руками и картинно удивляется:

– Что, даже не поздороваешься?

– Иди к чёрту, – отвечает девушка с непроницаемым лицом, приподнимая правую бровь в удивлении: как он вообще смеет с ней говорить?

– София, это некультурно. Эрик бы не обрадовался отсутствию манер…

Адамс резко хватается за край стола и сдавленно произносит:

– Не смей даже произносить его имя.

Стефан снова усмехается, наслаждаясь моментом. Он действительно радуется как маленький мальчик. Будь его воля – выскочил бы на улицу и прыгал бы по лужам, но он всё‑таки сдерживает себя.

– Всё случилось из‑за тебя. Ты сволочь. Ты убийца, – заканчивает предложение София.

Улыбка на лице Шнайдера замирает. Ему требуется время, чтобы примерить на себя новую роль. До этого момента о себе в таком ключе он как‑то не мыслил, поэтому несколько секунд он прикидывает, а так ли это. Он склоняет голову, немного переводит дух, а потом снова заглядывает в лицо девушки и начинает говорить, чеканя каждое слово:

– Дорогуша, ничего бы не случилось, если бы не Эрик и его желание поиграть.

– Ты всё начал, – возражает София, но Стефан не слушает её:

– Это ты связалась со сволочью и убийцей. Твой парень – преступник, покрывавший торговлю оружием, состоявший в сговоре с пятью разыскиваемыми по всему миру злоумышленниками. А я добросовестный агент Интерпола, и я всю свою карьеру положил на то, чтобы остановить этот преступный Союз. И знаешь что? Сегодня я сделал первый основательный шаг к его искоренению. Эрик больше не опасен, а ты здесь, и поверь, в твоих интересах рассказать мне всё о каждом из членов Союза.

Шнайдер вряд ли подозревает, каких неимоверных усилий стоит Адамс сейчас не вскочить и не сделать что‑нибудь глупое. Например, не плюнуть ему в глаз, не врезать по скуле, не жалея костяшек, не заплакать или даже по‑волчьи завыть, закричать и начать колотить кулаками по каменным стенам вокруг.

– На что ты вообще надеешься? – С плохо скрываемой дрожью отвечает София, отводя взгляд на зеркало.

– Какой смысл сейчас отпираться? – Продолжает давить Стефан. – Ты же не думаешь, что бывшие, подчёркиваю, бывшие союзники Эрика захотят тебя спасти? Они уже разбежались, залегли на дно, поверь мне. Но мы их достанем. И посадим всех и каждого, до единого, это я тебе обещаю.

Немного подумав, он неожиданно для себя вдруг добавляет:

– И начну я с Вика.

 

2

 

Доверие, оказанное начальством Интерпола, Стефан Шнайдер был готов оправдывать каждую секунду, поэтому отбором будущих агентов специального отдела занимался лично. Просмотрел кучу досье, прочитал сотни анкет, проверял каждого на соответствие заданным им самим критериям – главным было отсутствие у кандидатов миссий, связанных с набирающей мощь международной преступной группировкой. Стефан с невероятным упоением изучал возможных подчинённых, пока в дело не вмешался комиссар Пол Робер, его непосредственный начальник, который в срочном порядке потребовал предоставить полный список претендентов и вызвать их для собеседования.

И если в некоторых кандидатах Стефан сомневался до последнего, то к Вику Делити у него претензий не было. Его личное дело было идеальным – без каких‑либо проблем с законом в прошлом, идеальная физическая подготовка, особые успехи в стрельбе ещё со школьной скамьи, плюс длинный список дополнительных умений. В жизни Вик был таким же, как и на фотографии в личном деле: появись он на свет раньше, именно с него и срисовали бы Капитана Америку – даром что провёл большую часть жизни в Штатах, отчего говорил с американским акцентом и по‑американски же широко улыбался.

Доверившись интуиции и подробной характеристике предыдущего начальника Вика, который прежде всего хвалил выносливость парня и его беспрекословность в исполнении приказов, Стефан решил определить его в пару к Фишеру.

Британец Киллиан Фишер, высокий брюнет с аристократично белой кожей, был талантливым агентом с неординарным мышлением, но его творческие в самых неожиданных смыслах порывы на миссиях приводили к слишком уж заметному числу выговоров. Складывалось впечатление, что не столько он сам хотел попасть в специальный отдел, сколько его начальник желал спихнуть несомненно талантливого, но больно уж непредсказуемого агента.