Первый Феникс
Он рванулся следом, но смех зазвучал вновь уже вдали – гнаться не было смысла. Он медленно зашагал следом, заглядывая в открытые палаты. В комнатах находилось по пять‑десять кроватей, почти на каждой спал человек. Кто‑то уснул с раскрытой книгой в руках, кто‑то сбросил одеяло из‑за жары. Юра быстро переходил от одного круга света к другому, прислушиваясь, – теперь смех зазвучал совсем тихо, с другого этажа. Он постоял несколько минут на месте, дожидаясь, пока голос раздастся вновь, чтобы определить направление.
– Почему ты в одних трусах?
Кто‑то дернул его за край боксеров, чуть не стянув их. Юра резко оглянулся, но в темноте никого не увидел. Зато услышал заливистый смех, совсем рядом.
– Потому что я спал.
– Все спят, – обиженно сказала девочка. – Никто не хочет со мной играть.
– Давай я поиграю. Хочешь?
Он не узнавал свой голос. Тихий, низкий, колючий.
– Хочу!
– Во что мы будем играть?
– В салочки! Ты водишь!
Детская ладошка хлопнула по его ноге, раздался смех и быстрые шаги крохотных ножек. Юра побежал следом наугад – девочка смеялась то спереди, то сзади, то с других этажей. Парень в ужасе осознавал, что только что говорил с фениксом.
Девочка, маленькая девочка. Он не видел лица, но сколько ей? Четыре‑пять, не больше. Она еще неумело говорила, склеивая слова в один большой резиновый мяч, который гулко бился о стены. Он не сможет. Охотник остановился, глядя перед собой. Дети не должны становиться фениксами, он просто не сумеет справиться с этим, даже у себя в мыслях.
Впереди бледнели восемь продолговатых ламп, откидывавших ровные круги света на потертый охристый линолеум. Столько же позади. В густой тишине раздался громкий щелчок – самые дальние лампы с обеих сторон погасли, сократив коридор на несколько метров и спереди, и сзади. Пространство за границей крайних пятен света съедалось, сжималось и, издав неслышный никому истошный вопль, исчезало.
– Ты не играешь! – раздался обиженный крик из глубины темноты.
– Извини, – Юра с трудом изобразил слабую улыбку. – Я задумался.
– Ты плохой во́да.
– Какие еще игры тебе нравятся?
Голос девочки звучал то совсем рядом, то сразу отовсюду.
– В прятки тоже весело играть!
– Хорошо, я сосчитаю до десяти, а ты прячься.
Он никогда не сможет даже подумать об этом.
– Нет, искать буду я.
Девочка то ли заскучала, то ли рассердилась. Юра услышал негромкий хлопок от того, что она топнула ножкой. Детский звон исчез из голоса.
– Ты обиделась?
– Раз.
– Эй, – он неуверенно пошел на голос, – иди сюда, не дуйся.
– Два.
– Как тебя зовут?
– Три.
Голос рос, крепчал, грубел. Из серого он стал иссиня‑черным и шершавым, как щебень.
– Меня – Юрой.
– Четыре.
– Ну, ты же большая девочка, а ведешь себя, как малышка.
– Пять, – раздалось у самого уха.
Паника взрывной волной прошла через его тело за один миг. Это не ребенок. Это феникс, который похож на ребенка, ведет себя так, выглядит, смеется и звучит. Но это неправда.
– Шесть.
Не успеет спрятаться. А если и попытаться – феникс везде. Она растворилась в воздухе, витая частичками, атомами сразу в каждой единице пространства. Всего четверть часа назад он с упоением вдыхал ее вместе с воздухом. И теперь она и в нем самом, попала в кровь и мозг. И знает обо всем, о каждой мысли, даже о тех, которые он сам не замечал.
– Семь.
Бежать. Нужно возвращаться. Только…
– Восемь.
В прошлый раз он вернулся, лишь убив феникса.
– Девять.
Не сможет. Желудок стягивало в тугой пучок от мысли, что он должен это сделать.
– Десять.
Шагнул в сторону, исчезнув из пятна света.
– Я иду искать.
Голос грубый, резкий, ржавый, насмешливый. Смех убийцы.
Волнение исчезло, выплюнутое с первым же выдохом. Тело отяжелело. Он не видел, но чувствовал, как вены его рвутся, не выдержав острую темноту, заструившуюся по ним. Разорвав каждый сосуд, чернота эта медленно нагревалась, пока не начала тихонько кипеть, ожидая, когда он выплеснет ее раскаленной массой. Мыслей не было. Воздуха тоже. Феникс, которого он успел вдохнуть и впитать в кровь и органы, был изгнан, спален и сейчас гнил, окружив охотника зловонием.
– Я слышу тебя.
Феникс шипел от полученной раны. И он собрался обратно, воедино. По атому соединившись снова в тело, к которому можно прикоснуться. Которое можно убить. И надо успеть до того, как голос опять начнет звучать со всех сторон одновременно, а феникс будет по частицам парить в воздухе.
Слышит? Юра улыбнулся. И вытянул руку вбок, позволив электрическому свету осветить его запястье. Кожа была покрыта черными тонкими полосами, будто лобовое стекло в трещинах после удара. Он несколько раз сжал и разжал руку, глядя, как его кожа несильно пузырится, надуваясь и дымясь.
– Я вижу тебя.
Он ухмыльнулся, довольный результатом. Убрал руку, слившись с темнотой.
– Братик, ты нечестно играешь.
На секунду кровь замерла, но тут же снова закипела, лишь охотник нахмурился. Он мотнул головой, отбрасывая лишнее. Сейчас ему надо выиграть.