Под сенью сакуры
Кому веселая свадьба, а кому – река слез
Странствуя по провинции Исэ, Бандзан остановился на ночлег в городке Ямада. Но не успел он заснуть, как его разбудил страшный грохот. Возле одного из домов неподалеку собралась толпа людей, и все они пригоршнями метали в двери камешки, собранные на берегу реки Исудзу. Впору было подумать, что рушится Небесный грот[1].
Удивленный Бандзан спросил у хозяина постоялого двора, что там происходит, и тот объяснил:
– Это на соседней улице празднуют свадьбу. С тех пор как боги‑прародители вступили в брачный союз, вошло в обычай швыряться камешками в дом молодоженов. Видно, зависть к счастью молодых не дает людям покоя!
Бандзан и хозяин от души рассмеялись.
На следующее утро Бандзан покинул те края и отправился на восток, а на обратном пути снова заночевал на этом постоялом дворе. И хозяин рассказал ему удивительную историю, предварив ее такими словами:
– Даже самый последний дурак не заслуживает, чтобы над ним измывались!
Когда Бандзан останавливался здесь в прошлый раз, свадьбу справлял торговец по имени Мацудзакая Сэйдзо с улицы Накадзэко. Дело свое он вел с умом, но во всем остальном был доверчив до глупости.
Как‑то раз вечером любители распевать утаи собрались на очередное занятие. Помимо Буэмона, учителя, там были Хикодзаэмон, Токускэ, Мацуэмон и Синскэ – всё приятели Сэйдзо.
– Что‑то наш Сэйдзо сегодня опаздывает, – заметил кто‑то из них.
– Да уж, – подхватил Хикодзаэмон. – С тех пор как он женился этой весной, его из дома не так‑то просто выманить. Даже днем знай себе валяется в постели. Много странного случается в мире, но кто мог подумать, что этому страхолюдному простофиле достанется в жены такая красавица? Непонятно, куда смотрел бог Удзигами[2]. И вот что противнее всего: захожу я к ним позавчера, а они средь бела дня нежатся подле котацу[3]. Увидели меня, натянули на себя одеяло и притворились, будто спят. Разве люди порядочные так поступают?
Все дружно закивали, а кто‑то сказал:
– Вообще‑то я не завистлив, но как подумаешь, какую красотку отхватил себе Сэйдзо, прямо зло берет. Давайте‑ка попробуем их разлучить.
Не успел он договорить, как явился Сэйдзо.
Для начала побеседовали о том о сем, после чего Мацуэмон, напустив на себя озабоченный вид, произнес:
– Мы приятельствуем с тобой много лет и считаем своим долгом по‑дружески тебя предостеречь. Как это ни печально, речь пойдет о твоей супруге. Все вокруг только и толкуют что о ее красоте, да и одевается она так, что не придерешься. Но почему же в таком случае, кроме тебя, не нашлось охотников жениться на ней? Оказывается, на то есть причина, и пресерьезная, только мало кто об этом знает. Дело в том, что жена твоя страдает падучей болезнью. С наступлением холодов у нее наверняка начнутся припадки, так что жизнь твоя в опасности. Мы сами лишь недавно узнали об этом от одного сведущего человека, который искренне о тебе беспокоится.
Пораженный до глубины души, Сэйдзо воскликнул:
– А что это за болезнь такая?
– Женщина, подверженная этой болезни, способна на любое сумасбродство. Например, она может раздеться догола и средь бела дня выбежать на улицу. Болтать о чем не положено. Бить посуду и прочую домашнюю утварь. Кидаться с кулаками на прислугу. Резать и рвать на куски циновки. Наконец, она может вцепиться зубами в горло собственному мужу.
Еще много всяких небылиц наплел Мацуэмон. Слушая его, Сэйдзо менялся в лице.
– О, боги! – простонал он и замолк. Потом, словно очнувшись, вздохнул: – Да, видно, тут уж ничего не поделаешь…
Было ясно, что слова Мацуэмона он принял за чистую монету.
– Ну что же, спасибо вам за предупреждение. Холода вот‑вот начнутся, так что я, можно сказать, уберегся от верной гибели, – произнес Сэйдзо на прощание и отправился восвояси.
Не успела за ним закрыться дверь, как приятели разразились громким хохотом. В тот вечер они не стали разучивать утаи и до утра просидели за разговорами.
А Сэйдзо, воротившись домой, призвал к себе жену и объявил:
– С этого дня можешь считать себя свободной. Немедленно отправляйся к родителям!
С этими словами он тут же написал и швырнул ей разводный лист.
Жена залилась слезами:
– Объясните, что произошло? Неужто кто‑то меня оговорил? Скажите мне все как есть.
– Нечего нюни распускать! Слезами меня не проймешь! – отрезал Сэйдзо и прогнал несчастную из дома. Как ни обидно ей было, пришлось смириться, такова уж женская доля.
Узнав о случившемся, родители ее воскликнули:
– Вот уж странно так странно! Вы так ладно жили между собой, что люди ставили вас другим в пример, а тут на тебе! Видно, ты что‑то набедокурила, скверная девчонка!
Они заперли дочь в дальней комнате, а сами позвали свата Ситиэмона и рассказали ему, как обстоит дело.
– Ушам своим не верю! – вскричал сват. – Если бы ваша дочь и впрямь чем‑то не угодила Сэйдзо, он в первую очередь поставил бы в известность меня. Я теперь же схожу к нему и разведаю, что да как.
Едва увидев свата, Сэйдзо набросился на него с упреками:
– Не ожидал я от вас, Ситиэмон‑доно[4], такого коварства. Вот уж, право, удружили так удружили, сосватали мне жену с этакой болезнью!
– С какой еще болезнью? Впервые об этом слышу. Объясните же наконец, в чем дело.
Сэйдзо пересказал свату все, о чем узнал накануне от приятелей.
– Так‑то вот, Ситиэмон‑доно. А холода уже не за горами. Вряд ли люди врут.
– Да мне и во сне не могло такое присниться, – пробормотал сват и, озадаченный, удалился.
[1] Небесный грот (Ама‑но ивато) – Согласно японскому мифу, богиня солнца Аматэрасу, обидевшись на своего брата Сусаноо, скрылась в Небесном гроте, после чего мир погрузился во мрак.
[2] Удзигами – синтоистский бог – хранитель рода и семейного очага. В феодальной Японии каждая семья поклонялась своему богу Удзигами, которым считался либо дух далекого предка, либо божество, особенно чтимое данной семьей.
[3] Котацу – очаг в полу, отапливаемый древесным углем; над ним ставилась деревянная решетка в виде невысокого столика, покрытого одеялом.
[4] Доно – гонорифический суффикс со значением «господин».
