LIB.SU: ЭЛЕКТРОННАЯ БИБЛИОТЕКА

Под сенью сакуры

Дело было накануне праздника пятого дня пятой луны[1], и люди в этой захолустной деревушке готовились к нему с не меньшим воодушевлением, чем столичные жители. Деревенские молодцы, причесанные на старинный лад, зажигали факелы. Облаченные в катагину[2] старики молились перед домашними божницами и с таким упованием взывали к Будде Амиде[3], что было любо‑дорого смотреть. Женщины заворачивали в дубовые листья лепешки из темного риса, – видно, это лакомство заменяет здешним жителям то, что в столице зовется «тимаки»[4]. Здесь Бандзану довелось впервые попробовать местный чай, который заваривают особым способом, укладывая чайный лист в прилаженные к котелку маленькие корзиночки, и подают в тяжелых чашках из Исэ. Воистину, широко разлилось милосердие государя, и нигде в нашей стране нет прибежища демонам. «Вот уж будет о чем рассказать, когда я вернусь домой», – подумал Бандзан.

Намереваясь на следующий день спозаранку снова отправиться в путь, Бандзан разложил сандалии свои и обмотки возле очага и, дожидаясь, пока они просохнут, принялся беседовать с хозяином. Вдруг откуда‑то по соседству донесся пронзительный крик. «Похоже, кричит совсем юная девушка. Что с ней?» – спросил Бандзан, и хозяин рассказал ему такую историю.

Девушка эта до недавних пор находилась в услужении у матери одного знатного господина в здешней провинции. Имя ему, кажется, было Вада Таросити. На службу она поступила лет одиннадцати, не то двенадцати и пробыла в его доме года четыре. За это время госпожа очень к ней привязалась, но тут, на беду, у девушки помутился рассудок, и хозяева были вынуждены отослать ее обратно к родителям. Глядя на свою единственную дочь, которая при жизни мается, точно в аду, родители не переставали сокрушаться и обращались за помощью к целителям и заклинателям, однако все их усилия вернуть девушке разум оставались тщетны. И тут они прослышали, что в семнадцати верстах от этой деревни живет некий священник, славящийся своей чудотворной силой. Когда его пригласили к больной, он сотворил молитву, да такую действенную, что дух, вселившийся в девушку, сразу обнаружил себя и заговорил:

– Я – дух кошки, которая служила в том же доме, что и эта девушка. Старая госпожа души во мне не чаяла. Когда она трапезничала, я садилась рядышком, скромно потупив глаза. Но хозяйка и так все понимала и всякий раз угощала меня остатками морского окуня со своей тарелки, да еще гладила по голове, приговаривая: «Тигренок, мой тигренок». Если же к столу подавали какую‑нибудь свежинку, а я спала на крыше или в углу чулана, она непременно меня разыскивала и потчевала. До чего же приятно мне было видеть такую заботу!

Но вот однажды старая госпожа отправилась навестить дочь, благополучно разрешившуюся от бремени, и я осталась одна в ее покоях. Весь день и всю ночь пролежала я на ее ночном кимоно, но хозяйка все не возвращалась, и у меня стало подводить живот от голода. Делать нечего, пришлось идти на кухню, но там в раковинке аваби, в которой я всегда получала еду, оказались лишь засохшие остатки риса, и никому в доме не было до этого дела. Забравшись на полку для посуды, я стала принюхиваться, нет ли поблизости чего‑нибудь съестного. Гляжу – на маленькой голубой тарелочке лежит половина летучей рыбы. Только я протянула за ней лапу, как вбежала служанка и с криком: «Брысь отсюда! Я приберегла ее себе на вечер!» – схватила висевший на крючке деревянный пестик и со всего размаху ударила им меня по носу, а ведь у нас, кошек, это самое больное место. Потом она взяла меня, бесчувственную, и вышвырнула за дверь. В тот же миг в глазах у меня потемнело, все куда‑то поплыло, и дыхание мое оборвалось. Возможно ли забыть такую жестокость? Тело мое эта девушка тайком ото всех закопала возле канавы, а хозяйке, когда она вернулась, сказала, будто я куда‑то запропастилась. Узнай моя госпожа правду, она прочла бы по мне заупокойную молитву, но я умерла в полном небрежении и теперь уже никогда не смогу вырваться из мира бессловесных тварей[5]. – При этих словах дух кошки заплакал.

Выслушав этот рассказ, родители девушки поняли, что гнев духа справедлив, и спросили:

– Чем умилостивить тебя, чтобы ты покинул тело нашей дочери?

– Никаких особых желаний у меня нет, – ответствовал дух. – Поскольку все это время мне приходилось мерзнуть в стылой земле, прошу и зимой и летом ставить для меня жаровню. А если к тому же каждый месяц первого и пятнадцатого числа[6], а также в пять больших праздников[7] и под Новый год вы будете выставлять для меня приношения в виде сушеного тунца и мататаби[8], я хоть сейчас покину тело вашей дочери.

– Ну что ж, эту просьбу нетрудно исполнить. Хорошо, будь по‑твоему.

Услышав эти слова, дух кошки радостно замяукал. И сразу же рассудок девушки прояснился. Жаровню же там и поныне топят исправно, дабы не прогневить кошачьего духа.

Между тем девушка снова заговорила – на сей раз грубым мужским голосом:


[1] В пятый день пятой луны отмечался праздник Танго‑но сэкку (Праздник первого дня лошади), иначе именуемый Праздником ирисов или Праздником мальчиков. Расцветающие в это время года ирисы символизируют доблесть, стойкость и успех. Один из пяти главных сезонных праздников.

 

[2] Катагину – церемониальная накидка без рукавов, надеваемая поверх кимоно.

 

[3] Будда Амида (санскр. Амитабха – Будда Беспредельного Света) – согласно буддийским представлениям, владыка западного рая, в котором верующие возрождаются после смерти.

 

[4] Тимаки – рисовые колобки, завернутые в листья ириса или бамбука, которыми лакомятся в праздник Танго‑но сэкку.

 

[5] … вырваться из мира бессловесных тварей. – Согласно буддийским верованиям, каждое живое существо в зависимости от кармы может возродиться в одном из шести миров: в аду, в мире голодных духов, в мире скотов (бессловесных тварей), в мире демонов асура, в мире людей и в мире небожителей. Первые три из этих миров именуются «тремя сферами зла», куда после смерти попадают грешники. Считалось, что совершенная по всем правилам молитва об умершем способна благотворно повлиять на его судьбу в следующем рождении.

 

[6] Первый, пятнадцатый, а также двадцать восьмой день каждого месяца считались нерабочими. В эти дни полагалось соблюдать пост и посещать храмы.

 

[7] Пять больших праздников – главные сезонные праздники, отмечавшиеся в первом, третьем, пятом, седьмом и девятом месяцах по лунному календарю.

 

[8] Мататаби – съедобная лиана, излюбленное лакомство кошек.

 

TOC