Покаяние

Погодите‑ка, булыжник? Он явно для отвода глаз… Да, так и есть. Не слишком замаскированный бугор у пояса его широких джинсов. В задний карман надо было прятать, придурок. Фильмов он насмотрелся, что ли? Так вот почему ты стоишь как вкопанный – уронить боишься.

Каких‑нибудь двадцать лет назад Альсада не стал бы мешкать ни секунды. Выскочил бы из машины, самонадеянно оставив ключи в замке зажигания, расшиб мальцу череп о фонарный столб, конфисковал оружие и уехал. Мороженое растеклось бы лужей по асфальту.

Светофор зажегся зеленым.

 

2

 

2001 год

Среда, 19 декабря, 09:05

– Да это же знаменитый инспектор Альсада! – объявил судмедэксперт, вскинув руки в претенциозном жесте шпрехшталмейстера. Вот только вместо алого фрака, украшенного золотыми пуговицами, он был одет в белый медицинский халат с обтрепанными манжетами и надписью «доктор Э. М. Петакки», вышитой на нагрудном кармане. Наверное, матушка постаралась. Под халатом виднелся деловой костюм и черная бабочка.

Альсада пожал Петакки руку и направился было к входу в здание, но судебный медик крепко ухватил его за плечо – с поразительной силой и в то же время теплотой. Альсада снял свои «авиаторы» и улыбнулся.

– Вы‑то тут что забыли? – полюбопытствовал Петакки.

– Я не обижаюсь, Элиас, – ответил Альсада. Он сошел со ступеньки, чтобы вновь оказаться вровень с собеседником, и стоял на тротуаре, от которого с годами мало что осталось из‑за нелепой градостроительной политики и пешеходной нагрузки. – Разве не вы меня сюда вызвали?

– Да я не о том: просто очень уж удивился, когда позвонил в участок, а мне посоветовали связаться с вами напрямую. Кажется, давненько вы в морг не захаживали, а?

– Да, с тех самых пор, как меня перевели на ограбления.

– Получается… лет двадцать уже?

Альсада ответил не сразу. Будто я не помню точную дату.

– Да, около того. Но сегодня, похоже, аврал. Если бы не революция, я так бы и сидел в кабинете. А вы как? Работы небось невпроворот?

– Затишье перед бурей. Ночью все изменится…

Альсада кашлянул. Даже светская беседа с этим типом получается зловещей.

Тарахтенье над головой заставило инспектора поднять взгляд. Старое здание мединститута. Несмотря на впечатляющую высоту, ему недоставало величия: создатели смешали пышность итальянского Возрождения с суховатой строгостью немецкой школы. В результате получился гибрид во вкусе барона Османа. На какой‑нибудь парижской улочке это здание никому бы не бросилось в глаза. В отличие от жакаранды, цветущей у самого входа.

– А как ваш племянник, инспектор?

– Соролья? – Вопрос о семье застал Альсаду врасплох. – Неплохо, неплохо, – рассеянно ответил он.

– Он вроде увлекается шахматами? Еще не поставил вам мат?

Альсада окинул доктора взглядом. Не угрожает. Расслабился.

– Разве что в мечтах.

Чего они ждут? Чем раньше начнут, тем быстрее все это закончится.

И тут, словно в ответ на его вопрос, из‑за угла появился Эстратико, молодой помощник комиссара полиции, и пружинистым шагом направился к ним.

Отлично. Ему, разумеется, тоже позвонили. И чему он, черт побери, так радуется? Видимо, комиссар Галанте решил, что его, Альсаду, уже и в морг пускать одного нельзя. Может, у меня и неважно с субординацией, но нюх я пока не потерял.

– Доброе утро. Орестес Эстратико, – представился полицейский, протянув руку медику. Тот с чувством ее пожал. Вообще‑то положено сообщать звание.

– Ясно, – сухо ответил Альсада.

– Ну что ж, все в сборе! Отлично. Куда идти, вы знаете, – сказал Петакки. – Хочу вам кое‑что показать.

– Кое‑кого, Элиас. Кое‑кого.

– Ну разумеется. Я так и сказал.

Они шли по коридору, выложенному плиткой от пола до потолка. Тот, кто занимался внутренним обустройством этого помещения, явно позабыл, что в морге бывают и гражданские. Тут все напоминало ветеринарную клинику. Пахло хлоркой. Горячая вода и отбеливатель. Запах буквально въедался в мозг, пока они шагали в полумраке следом за Петакки, чьи каблуки гулко стучали по кафелю. Сначала они свернули влево, потом вправо, и снова вправо. Минуты шли. Альсада подумал, что если задержаться тут подольше, то разучишься ощущать любые другие запахи.

Барбекю. Спелой дыни. Затылка Паулы.

Петакки распахнул двустворчатые двери с круглыми окошками, впуская спутников в свои владения.

– Подойдите поближе, инспектор. Вы же не хотите упустить какую‑нибудь деталь, – велел доктор, и его голос эхом отразился от кафеля.

Петакки был в своей стихии и явно упивался происходящим. Лет сорока пяти, волосы – угольно‑черные, с явным избытком геля. Взгляд, точно у любопытной птицы, если и задерживался на предметах или людях, то секунды на две, не дольше. Тогда Петакки склонял голову набок и щурился за толстыми линзами своих очков. Удивительно, как он воодушевился, стоило нам ступить в это царство мертвых.

От одной мысли о том, что предстояло увидеть, скрутило живот. В поисках какой‑нибудь посудины Альсада окинул помещение взглядом. Плитка, плитка, плитка, еще плитка, а в центре, точно ослепительный трон – жертвенный алтарь, – прозекторский стол размером с двуспальную кровать, залитый электрическим светом. По соседству – металлическая тележка, на которой судмедэксперт честно выложил все свои инструменты; скользнув по ним взглядом, Альсада отметил большие ножницы, гинекологическое зеркало, долото, зажим, какой‑то жутковатый компас, набор скальпелей и иглу. Стало быть, Петакки хватило времени и благородства зашить тело и привести его в божеский вид, – либо он только собирался этим заняться, а значит, в лежащем на столе перед ними теле все еще зияет глубокая рана.

В самом углу Альсада заметил металлическую урну. Этого хватит. Должно хватить. Он снова посмотрел на стол. Тело было прикрыто белой простыней. Это до чего надо было дойти, чтобы в итоге тебя нашли в мусорном контейнере за муниципальным моргом? Он старался воздержаться от осуждения, но не смог. Петакки приподнял край простыни и осторожно отвернул, обнажив голову женщины и острые ключицы. К горлу Альсады мгновенно подкатила тошнота.

– Как видите, красотка, – заметил судмедэксперт. Что, черт побери, с тобой не так?