Последняя Арена

– Ты ко мне? – прорычал он, нависая над машиной.

– Да. Дядька Ермолай к вам рекомендовал обратиться. Да вон он стоит.

– Ну так обращайся. И, если поговорить надумал, вылазь из своей железяки.

Я незаметно придвинул револьвер поближе. Вздумай этот здоровяк огреть меня, пристрелю. Инстинкт самосохранения у меня ещё остался. Михалыч подвинулся. Я открыл дверь, достал костыли и вышел из лады. Протянул руку. Моя ладонь утонула в огромной лапище. Я видел, что человек напротив сильно смутился, когда увидел мой протез.

– Ты извини. Не стой. Садись обратно.

– Да брось, – я тоже перешел на неформальный тон. Нравы тут простые, так что можно не стоить из себя офисного планктона.

– Чего хотел?

– Машину арендовать можно? – я указал на ниву за забором.

– Можно‑то оно можно. Вот только я тебя не знаю, – категорично заявил здоровяк. При этом он почесал затылок и вопросительно уставился на меня.

– Могу взамен свою оставить, – предложил я. – Все документы при мне. Сверху докину десятку. Через пару‑тройку дней верну.

– Ты из богатеньких будешь? – здоровяк указал на протез. – Дорогая штука. Может купишь?

– За сколько? – я понимал, что моих двадцати тысяч точно не хватит. А это было всё, что у меня осталось.

– Да за сотню отдам.

– А обменяться? – я постучал по капоту. – Документы сейчас все при мне.

– Вот так просто обменяться? – удивился Михалыч. – Твоя же на тысяч триста потянет.

– За четыреста пятьдесят брал. Пробег небольшой. Без аварий. Страховка и всё, что полагается, есть.

– Ты сейчас серьезно?

– Ну да. Один раз живём. Да и думал я ниву купить. Часто ведь выезжаю на природу, а на этом, – я снова постучал, – не везде можно проехать. Раньше‑то можно было бросить машинку и километров десять‑пятнадцать на своих двоих пройти, но сейчас это затруднительно. Сам понимаешь…

– Понимаю. Ну заходи. Чайком угощу. Заодно и поговорим.

Через час я стал обладателем нивы. Михалыч внимательно изучал документы. Всё было кристально чисто. Я тоже сделал вид, что меня интересует состояние машины. Чтобы не казаться подозрительным, выторговал ещё пару мешков картошки, несколько пакетов овощей, канистру с топливом и много разной мелочи. Детина сам перегрузил вещи в мою обновку. Напоследок поставил пятилитровую баклажку с самогоном. Дал ещё и поллитровку, чтобы я уважил дядьку Ермолая. Договорились встретиться через пару дней и уже официально всё оформить. На том и распрощались.

Естественно, я сказал, что направляюсь к озеру, но сам свернул налево. Ниву болтало из стороны в сторону. На ладе я бы точно не проехал. Вскоре увидел пустующую охотничью будку. Пару часов пошатался по заброшенным деревням. Людей нигде не было. Остановился у ветхой лачуги. На всякий случай закрыл машину лапником. Прошелся по домам. В одном из них нашел нечто, напоминающее кровать. В моем новом жилище оказалась ржавая печка, которую по какой‑то причине не захотели реквизировать мародеры. Я успел собрать дрова до того, как пойдет дождь. Кое‑как закрыл окна, чтобы сильно не задувало. Зажег лампу, роль которой выполнял фонарь, и принялся рубить дрова. Револьвер положил рядом. Сейчас у меня не было друзей, так что любого незваного визитера просто пристрелю.

Пол рассыпа́лся в труху, но постепенно я смог приноровиться. На печке удалось приготовить немудреный ужин – гречка с тушенкой. Из трубы небольшими струйками валил дым, но я не обращал на него никакого внимания.

Вскоре, потягивая сигаретку (зачем‑то купил пачку, хотя до этого никогда не курил) с кофе, начал думать, как жить дальше. По всему выходило, что нормальной жизни у меня больше не будет. Разбитый в детстве нос мажорика лишил меня всего. Если бы эта мразь просто поспособствовала моему увольнению с прошлого места работы, я бы всё понял. Устроился бы в другую контору и продолжал бы жить дальше. Но нет: он захотел меня уничтожить. Сделал из меня непонятно кого. А теперь я официально стал преступником. Вскоре обнаружатся тела наркоманов. Начнётся следствие. И ведь меня найдут. Заброшенных поселений тут много, но я всё равно сильно наследил. Остается надеяться, что ищейки не выйдут на мой след. Да и родных опера будут беспокоить. Раньше я с родственниками почти не общался. Даже с днём рождения друг друга не поздравляли, но всё равно неприятно. Надеюсь, у них всё будет хорошо. С этими мыслями я и заснул.

Прошло пару месяцев. Прогнозы не сбылись: никто меня не искал. Деревенька была не столь пустынна, как я предполагал. Часто встречались любители зимней охоты, рыбалки и туризма. В один из дней я ковылял обратно к облюбованному жилищу, когда пересекся с Михалычем. Думал, что придется защищать жизнь (револьвер был под рукой). Уже приготовился стрелять в открывающуюся дверь трактора, но что‑то меня остановило. И какого же было моё удивление, когда этот здоровяк дружелюбно поздоровался. Никаких претензий по поводу машины не было. Он рассказывал, что ездил на ней в город, его останавливали сотрудники ГИБДД, но у них не возникло никаких вопросов. После этой встречи примерно неделю я ждал, что ко мне нагрянут опера. И… ничего. Как будто Андрей Владимирович Фролов просто умер для полиции.

Я продолжал тренироваться как проклятый. Тело превратилось в тугой комок мышц. Ударившие холода только подстегивали тягу к самосовершенствованию. В обжигающие морозы я подтягивался на ветках. Кулаки разбивали остывшие кирпичи. Руки метко кидали топоры, ножи и лопаты. Но была проблема, с которой я физически не мог справиться: отсутствующая нога. Без должного ухода протез стал напоминать обычную палку со стопой. Я часто ходил на костылях, пытаясь сберечь предмет, который я собирался вбить в глотку мажорика. Не срослось. Я поскользнулся на льду. Одно из креплений сломалось.

Казалось, я прожил две жизни. В первой я был молодым преуспевающим человеком: карьера, деньги, девушки. Будущее казалось светлым, простым и понятным. Во второй – бомжом, убийцей и инвалидом. Без семьи, без друзей, без нормальных средств к существованию. Никакого просвета, никаких надежд, никаких дальнейших планов. Хотя цель всё же была – месть.

Но кто же знал, что произойдет ещё одно событие, которое разделит жизнь на «до» и «после». На этот раз не только у меня, но и у всего человечества.

***

Припасов постепенно становилось всё меньше и меньше. Гречка и рис уже подошли к концу. Из консервов осталась лишь одна банка фасоли да две банки тушенки. Пара горстей макарон сиротливо шуршала да дне огромного пакета. Я наловчился ловить рыбу. Несколько раз удавалось подбить зазевавшихся птиц. Но никаких грибов, а уж тем более ягод, в зимний период не наблюдалось. Пришлось выезжать в обжитые места.

Охотники рассказали, что неподалеку есть базар с нужной продукцией. У меня оставалось двадцать тысяч. Финансов хватало, чтобы обеспечить себя провизией до лета. С остальной едой мне помогут лес и озеро.

Я дождался, когда наступит приемлемый день для небольшого путешествия. Завел ниву. Зафиксировал сломанный протез и отправился в путь. Дорога принесла незабываемые ощущения. Машина скользила, застревала, проваливалась в наст, но всё же я смог выехать к деревеньке, а дальше – на трассу.