Преступление без наказания
Минуло много лет. Двести раз начиналась и заканчивалась ярая студеная зима, пролетало белое незаметное удмуртское лето. И сейчас на том же холме, с которого когда‑то прощался с деревней шаман, стоял граф Петр Иванович Шувалов – блистательный камергер, фаворит императрицы Елизаветы Петровны, генерал‑фельдмаршал, министр. Плотный, круглолицый мужчина в парике и изящном камзоле выглядел на фоне дикого леса и поросшего бурьяном пустыря заморским попугаем, невесть откуда залетевшим в глухую удмуртскую деревню.
Солнце отражалось в серой глади воды и слепило. Прищурившись, Петр Иванович удовлетворенно рассматривал основательную плотину, расположенную по течению трех рек: Вотки, Шаркан и Березовки, – триста восемьдесят две сажени в длину – самую большую в России, ниже которой расположился железоделательный завод. Его металлический скрежет доносился до места, где стоял граф.
– Алексей Степанович, – обратился граф к своему собеседнику, – на вас вся надежда, только вы можете управлять народом. Вы строили плотину, вам и продолжать.
Рядом с графом возвышалась длинная и худая фигура горного инженера, основателя Воткинского железоделательного завода гиттенфервальтера[1] Москвина.
– Правда говорят, что вы лютуете и немало людей положили при строительстве водохранилища. Русские крестьяне хоть и в вечное пользование приписаны, но… императрица безосновательного жестокого обращения с народом не любит. Недовольства и среди вотяков[2] могут быть, все такое.... Будьте, э‑э‑э, …поаккуратнее, что ли. Говорят, что удмурты – язычники, могут и порчу навести. Вам это надо?
– Петр Иванович. Вы же меня знаете, я не в порчу, а в кнут верю. Как можно построить в такой короткий срок плотину, да еще подготовить почву, чтобы держала воду? Разве можно создать глиняную чашу на такой большой площади, не положив нескольких крестьян? Это все беглые воду мутят, – Москвин ухмыльнулся невольному каламбуру и продолжил: – Кто работал – тех наградили, а кто ваньку валял, – ну, что поделаешь? Народ здесь ленивый, работать не хочет.
– Однако, императрица нами довольна. Да‑с. Так что можете приступать к работе управляющего завода с завтрашнего дня. Выделяю вам жалование в сто рублей в год и два десятка крепостных. Казенную квартиру для вас уже подготовили. Жена ваша, насколько мне известно, назначением довольна. Так что, с Богом. И вот еще, надобно храм построить, а то непорядок: поселок есть, завод есть – храма нет. Не хотят сюда мастера из крупных городов ехать. Удмуртам‑то понятно, храм не нужен. Но если мы хотим, чтобы завод процветал, приносил прибыль, надобно нам и их к христианству приучать. А то вон уже сколько лет с ними маемся, а толку чуть. Вроде и покрестились, а все норовят свои обряды провести да Христа, как божка какого, в ряд со своими идолами поставить. Не дело это. Порядок нужен. Я и икону привез. С месяц как обрели мощи святителя Ростовского митрополита Димитрия, а образ уже написан. Успеем быстро храм построить – первым в его честь станет.
– Будет сделано, Петр Иванович! Храм построим. Только попа пришлите, – Москвин пнул ногой голыш, тот покатился с горки, набирая скорость, плюхнулся в воду, пошли круги, задрожали в солнечном свете и затихли. Пруд стоял во всей красе: огромный, новорожденный. Гладь замерла. Сосны по берегам тянулись с первобытной силой в небо, отражаясь в поверхности большой воды.
Так зарождался рабочий город Воткинск.
Глава 1. Интервью
По старенькому телевизору шла передача «Читают артисты». Иногда на мутный экран неожиданно падал солнечный луч, пробившийся сквозь серые тучи и проникший в узкий лаз посреди морозного узора, оплетшего оконце. Тогда становилось совсем невозможно различить, что показывают на экране, только звенел восторженный голос ведущего, рассказывающего о новинке – романе, который недавно взлетел в рейтинге хитов продаж.
В столовой кризисного центра для людей, попавших в тяжелую жизненную ситуацию, было жарко. Батареи топили на полную. Середину светлой комнаты занимал длинный деревянный стол, покрытый пестрой клеенкой с веселеньким узором, вдоль него стояли деревянные же скамьи. Кроме старенького телевизора, в красном углу не было никакой мебели. На столешнице дымились миски с наваристым супом, лежал крупными кусками порезанный серый хлеб.
Входная дверь открылась, впустив облачко молочного пара. Переминаясь с ноги на ногу, на пороге остановились несколько мужчин в латаных, не со своего плеча, куртках и в видавших виды ботинках. Фигуристая повариха, которая раскладывала по тарелкам второе – овсяную кашу, плавающую в жирной подливе – сквозь зубы приказала вошедшим снять верхнюю одежду. Те нехотя послушались, расселись за столом и по команде – взмаху половником – жадно набросились на еду. Несмотря на то, что желающих поесть в тепле нормальной горячей еды было в десятки раз больше, чем присутствующих, за столом разместилось только восемь едоков – столько могла прокормить бесплатная благотворительная столовая за день. В столовую ходили по расписанию – раз в четыре‑пять дней, а то и реже. Но все равно это было лучше, чем целый день оставаться с пустым брюхом и ждать вчерашней еды от сжалившихся поваров вокзальных забегаловок.
[1] Горный чиновник 10‑го класса (нем. huttenverwalter, от hutte – «плавильня» и verwalter – «управляющий»).
[2] Уничижительное название удмуртов
