Притяжение. Магнит для моей души

Наконец, Кён Мин был готов и, надев стильные кожаные туфли и подхватив телефон, ключи от машины и квартиры, вышел в коридор.

Мимо проходила пожилая соседка, квартира которой была немного дальше, на этом же этаже. Парень поклонился уважительно, и старушка благосклонно улыбнулась ему:

– Здравствуй, Кён Мин!

Женщина знала, что он служит в полиции, и считала парня воспитанным и интеллигентным молодым человеком. Правда, Кён Мин не был уверен, осталась бы она при своем мнении, если бы знала, что он предпочитает отношения «на ночь» с женщинами. Слава богу, ее никто не посвящал в такие подробности, и при встречах аджумма неизменно улыбалась ему во все свои вставные челюсти.

Вот и сейчас бабулька проковыляла мимо Кён Мина, а он, заперев квартиру, отправился в подземный гараж за «лексусом». Как сказал Нам Джун, когда сын приобрел автомобиль: «Все правильно! Для больших мужчин – большие машины!»

Вскоре капитан выруливал на проспект, направляясь в район Сеула, в котором вот уже много лет жили родители, после того, как приобрели просторный особняк с прилегающим к нему участком. С тех пор семейство Нам Джуна получило возможность и у себя принимать многочисленную компанию «Звёзд» и их семей на различных вечеринках и барбекю‑пати, как это раньше делали Юн Ги и Анна.

Правда, с тех пор изменилось очень многое. Дети музыкантов выросли, многие разъехались из Сеула – кто‑то учился за границей, кто‑то работал в других городах. Поэтому и встречались они все вместе крайне редко – старшее и младшее поколения полным составом.

У каждого из молодых уже давно была своя жизнь, интересующая их гораздо больше, чем жизнь остальных детей музыкантов. Тем не менее, на большие, важные юбилеи они собирались, не желая обижать своих родителей.

По большому счету, для Кён Мина была важна только его семья – родители и Мин А. Обстановка в родительском доме всегда была проникнута каким‑то особым, душевным теплом, поэтому, после всей грязи и мерзости, с которой он сталкивался по работе, парень с удовольствием приезжал к родителям, чтобы напитаться, наполниться этим теплом и любовью близких людей.

Мама никогда не упускала возможности обнять своего взрослого сына и подарить ему нежный поцелуй в макушку. Правда, она могла сделать это только тогда, когда парень сидел, потому что в полный рост он был на полторы головы выше Ми Сун, которая и сама никогда не была коротышкой.

Однако первенство в этом принадлежало в их семье сыну, который уже в восемнадцать обогнал в росте отца.

Тот, как настоящий мужчина, никогда не сюсюкал с ним, но парень всегда чувствовал, что Нам Джун любит его.

Вот и сейчас, когда он приехал в особняк семейства Ли, мама, привстав на цыпочки, запечатлела на гладко выбритой щеке сына нежный поцелуй, а Нам Джун, улыбнувшись, похлопал его по предплечьям и произнес:

– Здравствуй, сын!

– Здравствуй, абоджи! – поклонился Кён Мин и обеими руками пожал протянутую руку отца.

– Рад видеть тебя, сынок! – глава семьи прижал сына к себе и похлопал теперь уже по спине.

Как в детстве, подумал вдруг парень, хотя сейчас он был почти на голову выше отца.

И, пройдя вместе с Нам Джуном в гостиную, скользнул взглядом по комнате:

– А где Мин А?

– Я зде‑е‑есь! – пропел звонкий голос сестры, и она вошла в гостиную, разминая ладонью шею. – Привет, братик! О! Привёз мое мороженое! – радостно воскликнула девушка, подходя к брату, и, повиснув на его шее, звонко чмокнула в щеку.

– Эй, а мороженое‑то! Не урони меня вместе с ним!

– Тебя уронишь, как же! – отбрила Мин А. – Привет, здоровяк!

И все же отпустила шею парня, но только для того, чтобы забрать у него из руки пластиковое ведерко с нежно‑зеленым мороженым:

– Спасибо, родной!

– Кушай хорошо! – отозвался тот.

– Как ты? – улыбнулась она, оглядывая близнеца внимательным взглядом. – Всё мир спасаешь?..

– А куда деваться? Сам мир себя, увы, не торопится спасать!.. – развел он руками. – А ты? Все языки мира уже понимаешь?

Мин А погрозила брату пальцем:

– Один – один! – и засмеялась. – Ты знаешь, пока мне хватает трех языков…

– Но я не сомневаюсь, что если бы моя гениальная сестренка поставила себе цель, то это не вызвало у нее абсолютно никаких неудобств!

– Я бы хотела понимать еще и русский… – вдруг задумчиво сказала Мин А, слегка нахмурив красивые темные брови и неосознанно перекидывая ручку ведерка с мороженым из одной руки в другую. – Надо бы поговорить с носителями языка – тетей Мэ Ри или тетей Анной… Ну, еще можно с Айсулу…

– О, да ты уже, я смотрю, загорелась! – хохотнул Кён Мин.

– Но пока – увы! – нет времени…

В то время, как они разговаривали, Нам Джун уже взял в руки какую‑то книгу и пристроился с ней на диване.

Тут Ми Сун, до того ушедшая на кухню, заглянула в гостиную и сказала:

– Дочка, помоги мне накрыть на стол – сейчас будем ужинать! А ты, сынок, иди, вымой руки!

– Хорошо, мама!

Через некоторое время все четверо расположились за большим прямоугольным столом и неторопливо ели и разговаривали, делясь своими новостями. После ужина Мин А хотела было убрать со стола, но мать сказала:

– Я сама. А ты лучше с братом пообщайся!

– Хорошо, мамочка! – в один голос, не сговариваясь, произнесли близнецы, и все весело засмеялись. Потом Ми Сун выдворила детей из столовой, и они вышли на широкую террасу, идущую вдоль центральной стены дома. Потом спустились с крыльца на дорожку, выложенную фигурной тротуарной плиткой и, подойдя к большим качелям, остановились.

Мин А придирчиво оглядела брата, даже обошла вокруг него.

– Ты чего? – ухмыльнулся Кён Мин, наблюдая за этими перемещениями близняшки.

А она остановилась перед парнем и, постукивая указательным пальцем по подбородку, прищурила такие же, как у брата, темно‑карие глаза, опушенные длинными черными ресницами. – Сегодня ты как‑то иначе выглядишь… Хм… Определенно что‑то изменилось!

– Да что могло измениться, нуна? – отмахнулся он, садясь на диванчик качелей и отталкиваясь длинными ногами. – Всё по‑прежнему!..

Не будет же он говорить Мин А, что до сих пор чувствует себя так, будто до самого дна пропитался солнечным запахом рыжей незнакомки. Это чувство не покидало его, хотя с тех пор он уже дважды принял душ. И Кён Мин побаивался, как бы окружающие не почувствовали этот запах на нем тоже…