Призрак Одетты. Книга седьмая

Пони утомленно выдохнул и закрыл глаза. Яков прижался лицом к его гриве и уже было снова заговорил, но Остин внезапно поднял голову и осмотрелся по сторонам. Вдруг он встрепенулся, вскочил на короткие ножки и поспешно рванул из зеленого убежища.

– Остин! – позвал Яков.

Топот копыт поглотился мягкой травой, растворившись в фантомном тумане. Якова не покидало ощущение, что всё это ему только снится. Как только топот Остина напрочь стих, сад снова погрузился в удушающую тишину.

Яков, кряхтя, как старикашка, начал разминать спину. Послышался приятный хруст позвонков и тяжелый выдох. Внезапно до его слуха донесся мягкий шорох листвы. Он обернулся на звук и увидел перед собой ее. Она стояла в том же самом фиалковом платье, с чуть растрепанными волосами. Тихая и спокойная, как несколько часов назад.

– Можно мне присесть? – спросила она.

Яков, не сводя с нее глаз, кивнул. Она присела рядом, поджав под себя лодыжки. Снова подул ветер, выхватив пригоршню запаха ее волос, и донес его до Якова. Возможно, она после озера приняла душ или ароматную ванну, но эти пьянящие запахи, исходившие от ее волос, выдавали в ней Лолу. Неведомым чутьем Яков ощущал, что перед ним сидит именно Лола. Та, другая, тоже рядом, но теперь она прячется в ней, как призрак.

– Я, наверное, тебя напугала? – заговорила Лола.

Яков вздрогнул. И тембр голоса, и то, как она говорила, напоминало другую, но Яков был уверен, что перед ним Лола.

– Дай мне тебе всё объяснить, – продолжала она. – Ты, наверное, заметил, что я не люблю говорить о прошлом. Всё потому, что мне сложно принять его таким, какое оно есть. Я никому об этом не говорила, но тебе хочу рассказать.

И Лола поведала ему о том, что родилась половинкой от целого. Яков снова услышал историю ее необычного рождения и об исчезнувшей в утробе матери сестре. Всё в точности, как ему рассказала Анна.

– Порой я закрываю глаза и хочу вспомнить ее. Я знаю, что это звучит глупо, но ведь какой‑то отрезок жизни мы были одним целым, пока не разделились. А потом мы с ней какую‑то часть жизни пробыли бок о бок. Я ведь должна что‑то о ней помнить, но я не помню. Я так стараюсь, но не могу, и поэтому мне порой кажется, что она живет во мне. Я словно слышу ее голос и упреки. Она рвет меня на части и хочет жить. Но ведь я не виновата в том, что она исчезла. Иногда мне хочется вспомнить, какой она была там, в утробе, поэтому порой я веду себя так странно. Но ты должен верить мне: всё это я. Я и только я. Нет другой во мне. Я просто пыталась вспомнить, какой была моя сестра. Мне захотелось немного поиграть. Побыть собой, а потом ею. Но теперь я вижу, что всё это слишком далеко зашло. Ты так странно сказал, что любишь не Лолу, а меня. Но ведь это я. И тогда тоже была я. Не надо делить меня. Я просто скучаю по своей сестре, поэтому порой играю в ее образ. Мне кажется, она была бы именно такой: бледной, тихой, бесцветной. Просто как‑то странно, что ты полюбил выдуманный образ…

На глазах Лолы засверкали слезы. Она аккуратно провела пальцами под глазами, как это обычно делают девушки, чтобы не размазать макияж.

– Ты только не думай, что я не в себе, – продолжала Лола. – У всех бывают свои причуды. А я всегда была такой: не стеснялась быть собой и принимать все свои странности спокойно. До тебя у меня были отношения, но они были недолгими. Никому из них я не рассказывала свою историю. Но с тобой всё иначе. Ты сказал, что любишь меня. Ты сказал это мне. И тогда, и сейчас это я. Я не склонна верить в такие сильные чувства, но ты – совсем другое дело.

Яков продолжал молчать. Он упорно удерживал в голове плотину, чтобы не дать словам Лолы ворваться в его мысли и смешать правду, в которую он уже поверил.

– Ты мне не веришь… – с горечью сказала Лола. – Пойдем со мной. Я тебе кое‑что покажу.

Яков позволил ей взять себя за руку и провести через весь сад к дому. Миновав гостиную, они вошли в просторную спальню на первом этаже. Лола закрыла дверь, дважды щелкнув ключом.

Комната была большая, светлая, с огромным окном вместо стены, выходившим на море. Вся обстановка была в светлых тонах, придавая спальне невообразимую бледность, пугающую нейтральность или даже мертвенность. Пол был застелен бежевым ковром; кремовые стены, молочное покрывало на широкой кровати, белый платяной шкаф, растянувшийся во всю стену. Даже тяжелые шторы напоминали запылившиеся покрывала в старых домах. Огромное зеркало на раздвижных дверцах платяного шкафа углубляло эту призрачную обстановку, от чего Якову стало не по себе. Он отвернулся от зеркала, уставившись на голые стены.

Лола быстро задвинула тяжёлые шторы, напоминавшие огромные крылья моли, и попросила его подойти к письменному столику. Она стала рыться в нижних шкафчиках, а затем выложила на стол крошечную коробку, толстую тетрадь и стопку листов.

– Мама рассказала о моей сестре, когда мне исполнилось двенадцать, – сказала Лола. – Она отдала мне эту коробку, чтобы я могла хранить воспоминания о ней.

На дне коробки лежали фотография и свёрнутый вчетверо носовой платочек. Лола отодвинула угол носового платка.

– Это кусочек от ее пуповины, – произнесла Лола. – Мама сказала, что она была почти полностью сформировавшаяся и длиной достигала целых восемь сантиметров. А это ее фотография.

Яков посмотрел на старый затертый снимок, на котором отчетливо можно было увидеть крохотный зародыш.

– После того как я узнала о ее существовании, я стала играть в эту игру. Я наряжалась в нее, говорила и думала так, как это, по моему мнению, делала бы она. Но всё это было просто подростковой игрой и ничем больше. Вот, смотри, – Лола вручила ему стопку листов. – Это черновики моих стихов, которые я тебе посылала. Это я писала тебе эти стихи. А это мои наброски по тому самому докладу на кафедре биологии. Я сама вела эту исследовательскую деятельность, встречаясь с разными учеными в этой области. Здесь я храню платья, в которые я наряжаюсь, когда представляю себя своей сестрой.

Лола вынула стопку льняных платьев фиолетовых оттенков.

– Фиалковые платья… – вымолвил наконец Яков. – Почему ты решила, что твоей сестре будет нравиться именно такой цвет?

Лола улыбнулась и пожала плечами.

– Я не могу объяснить. Просто я так чувствую, – незатейливо ответила она. – Скажи, что еще ты хочешь знать? Что еще мне сделать, чтобы ты поверил, что я не вру? Прости, что не сказала тебе правду сразу. Я думала, что между нами просто флирт и ничего больше. Но теперь ты мне действительно нравишься. Поверь, я могу быть разной, но своей сестрой я больше быть не хочу. Давай вместе похороним ее в саду. Я обещаю больше не играть с этим. Ты сказал, что любишь меня. Мне так это важно!

Лола взяла его за руку и повлекла его за собой к широкой кровати. Яков послушно поддался ее ласкам. Закрыв глаза, он постарался соединить эти два образа в одном лице. Сомнения утекали, как песок сквозь маленькое отверстие. Он признался в любви Лоле, и нет у нее никакого раздвоения личности. Это всё Герман со своими теориями… Запутал всё так, что Яков чуть было не сошел с ума. Сейчас, когда она была так близко, всё стало будто бы медленно вставать на свои места. И в то же время Яков понял, что тех сильных чувств он больше не испытывает. Телом снова завладела привычная дрожь, исходившая исключительно из его инстинктов. Наконец в нем прорвалось былое желание просто завладеть телом, которое все эти полгода дразнило его своей красотой и гибкостью. Яков перестал сдерживаться. Он с жаром накинулся на Лолу, полностью отключив разум.