Призрак Одетты. Книга седьмая

– Лола в самом деле очень необычный ребенок. Она родилась раньше положенного срока, на седьмом месяце беременности. Чудом удалось ее спасти, но не это главное. Следом за ней вышел еще один амнион. Внутри виднелся маленький, замерший в развитии зародыш. Врачи называют это феноменом исчезнувшего близнеца. То есть вместе с ней в утробе какое‑то время развивался еще один ребенок. Как потом выяснилось, это тоже была девочка. Они с Лолой были однояйцевыми близнецами. Но по непонятным причинам второй плод на раннем этапе перестал развиваться. Врачи говорят, что так бывает из‑за недостатка ресурсов. То есть одной из них нужно было пожертвовать собой ради спасения другой. Однажды я рассказала об этом Лоле, так она еще долго не могла прийти в себя от волнения. Я очень боялась, что она будет винить себя в том, что ее единоутробная сестра не появилась на свет из‑за нее. Но Лола, напротив, после услышанного стала еще больше радоваться жизни. Лола как‑то сказала мне, что если сестра пожертвовала жизнью ради нее, то она будет жить за двоих. Будет стараться успеть сделать всё задуманное и использовать каждый день по максимуму, чтобы ее сестра не жалела, что отдала ей свою жизнь. Вот такая она у меня чудачка.

– Она никогда не рассказывала мне об этом, – сказал Яков.

– Лола не любит об этом говорить. Хотя делать из этого тайну нет смысла. Все мы счастливы. Только я изредка задумываюсь над тем, какой была бы та другая девочка, если бы ей удалось выжить. Наверное, она была бы совсем не такая, как Лола.

– Вы часто думаете об этом?

Анна спохватилась, словно отгоняя от себя дурные мысли.

– Нет, очень редко. Почти совсем не думаю. Просто я – мать. У всех матерей мысли крутятся вокруг своих детей. Вот и на меня порой набегают разные глупые вопросы. Но это всё от скуки. После смерти мужа я ушла с работы и вот уже больше года сижу дома. Думаю, через год‑другой снова вернусь к своим обязанностям, и мне будет не до этих странных дум.

Яков понял, что Анна больше не желает говорить на эту тему, и потому быстро соскользнул на другое русло:

– А где вы работали?

– В русском посольстве. Платят не так много, но зато очень интересно. Дни пролетают на одном дыхании. Кстати, который час? – вдруг спохватилась Анна. – Ой, у тебя осталось совсем мало времени на сон.

– А что, тут подъем по расписанию?

– Нет, но раз ты в гостях у моей дочери, то она наверняка распланировала весь завтрашний день. Так что, скорее всего, она поднимет тебя рано.

– Замечательно. Ну что ж, хозяин – барин. Буду придерживаться ее расписания, раз я тут такой почетный гость.

– А ведь ты и вправду очень почетный гость. Раньше Лола ни разу не приводила сюда своих друзей.

Яков, по своему обыкновению, не стал притворяться, что очень польщен услышанным. Он встал, поблагодарил Анну за кофе и неспешно поднялся вверх по каменным ступенькам, застеленным серой ковровой дорожкой.

Как только он запер за собой дверь на ключ, то замертво упал на кровать. Никакой кофе уже не мог удержать его от крепкого сна. Но перед тем как его сознание напрочь отключилось, Яков с неким удовлетворением отметил, что, скорее всего, нашел разгадку, и все подозрения Германа насчет Лолы находят свое подтверждение. Может быть, не такой уж и плохой психоаналитик вышел из его брата.

Утро наступило не с первыми ласковыми лучами солнца, а со стука в дверь. Сквозь тревожный сон Яков услышал голос Лолы, бодро призывающий его проснуться и петь. Он не стал открывать дверь, а лишь крикнул, что ему нужно пятнадцать минут, чтобы он привел себя в порядок. Поднявшись с постели, он посмотрел на настольные часы. Время только шесть. А это значит, что он проспал всего два часа. Отяжелевшая голова гудела, как после долгой и веселой вечеринки. Не чувствуя под собой опоры, Яков прошел в ванную, и первое, что он увидел, – это свои потонувшие в фиолетовых мешках глаза. Измученный, уставший, не выспавшийся, с одутловатым лицом – подобное состояние уже становилось для него привычным в последнее время. Яков с упоением вспоминал те дни, когда мог засыпать без проблем каждую ночь. Он раньше искренне не понимал тех, кто страдал бессонницей из‑за каких бы то ни было дум или переживаний. Теперь безмятежное засыпание и спокойный сон могли ему разве что только присниться, если бы он мог видеть хоть какие‑нибудь сны. Обычно он медленно погружался в зыбучую и тревожную дрёму, из которой выходил при любом шорохе. Так что синие припухлости под глазами стали новым атрибутом его внешнего вида. Не раздумывая, Яков быстро разделся и встал под холодный душ.

Внизу его уже ждал завтрак, но не такой, как обычно едят голландцы или немцы. Никаких бутербродов, кофе или шоколадной пасты. На столе уже медленно остывала молочная рисовая каша, а также на завтрак были тонкие блины с ажурными краями, малиновый чай и мёд в вазочке. Яков очень смутно припоминал, что в детском саду в Красноярске на завтрак тоже давали молочную кашу. Правда, она была всегда несладкая. Анна стояла в переднике в горошек и хлопотала у раковины.

– Проходи. Лола сказала, что сейчас спустится. Как спалось? – спросила она, не оборачиваясь.

– Вы, наверное, пошутили?

Яков устало рухнул за накрытый стол.

– А я ведь тебя предупреждала, – игриво промолвила Анна.

– Правда, вы это сделали слишком поздно. Можно мне кофе?

– Да, конечно.

Пока Анна варила кофе, взгляд Якова привлек цветочный горшок с пестролистными фиалками, украшающий середину стола. Еще вчера на этом месте красовались голландские фиалки – насыщенно пурпурные, с темно‑желтой середкой. А теперь сердце стола декорировали волнистые цветы нежно‑персикового оттенка с лимонными лампасами. В памяти Якова снова всплыло короткое четверостишие, набросанное Лолой меньше чем за десять секунд:

«Растущие в тени чужих высот,

Не претендуя на почет и славу,

Безудержно чудесные по нраву –

От гордости и чванства антидот».

Такими словами описала Лола фиалки, когда однажды в переписке Яков спросил, какие цветы она предпочитает. Несмотря на свою скупость в словах и внешнее бездушие, Яков очень любил стихи. И, несмотря на всю страсть к точным наукам, он ни от кого не скрывал, что на досуге сочиняет самые незатейливые четверостишия на неопределенные темы. И хотя учился он на физика, а работал менеджером и инструктором в родительском фитнес‑центре, он не погнушался создать форум юных поэтов, где Лола и привлекла по‑новому его внимание, выложив ответное стихотворение на его циничные рассуждения о надежде. Яков снова и снова возвращался к той минуте, когда между его ребер впервые раздалось недвусмысленное покалывание. Что‑то подобное происходит, когда онемевшая конечность, лишенная свободного кровотока, начинает медленно возвращать себе былую чувствительность. Эти покалывания снова побежали по межреберьям, едва он увидел чувственно распускавшиеся навстречу новому дню фиалки.

– Красивые цветы, – сказал он как бы в пустоту.

Анна покосилась на середину стола и отмахнулась:

– Ничего особенного. Просто они менее привередливы, чем по‑настоящему сто́ящие цветы.

При такой небрежно брошенной фразе Яков ощутил необъяснимую досаду и даже злость.