Пробуждение Рассвет. Том 4
Сэмюэл Джонс, 42 года
Дата: 18 Июля
Стоял на страже с 4 утра до 9 утра. Все было спокойно. Наверное.
В темноте постоянно слышатся шепот, шаги, словно кто‑то ходит туда‑сюда по коридорам. Сколько бы я ни проверял – там никогда никого нет.
Кэсси повеселела. Кажется, ее депрессия прошла. Это радует.
Кэт уже несколько дней ходит задумчивая, но улыбчивая.
Алан продолжает копаться в радио – говорит, что уверен как его реанимировать. Я уже давно не верю в это.
Дата: 19 Июля
Стоял на страже с… не помню. Все было спокойно.
Видел, как Кэсси ушла и не вернулась до самого обеда.
Алан потребовал чтобы мы перестали его трогать.
Дата: 20 Июля
Стоял на страже. Видел троих неизвестных мужчин. Когда проследил за ними, оказался в пустой кладовке. Облазил все помещение, но не нашел ни единого места, где они могли бы скрыться.
Дата: 21 Июля
Заснул на страже. И пофиг.
Кулагин пролистал остатки записей, дивясь странным всплескам кажущейся ясности ума, когда испытуемые могли тщательно и емко описывать наблюдения друг за другом. В остальном же их психика и способность мыслить явно подвергались какому‑то внешнему влиянию, приводящему к медленно наступающему безумию.
Количество галлюцинаций, которые проскальзывали в наблюдениях, а так же нагнетающая паранойя вызывали тревогу у Кулагина уже давно – и в предыдущих дневниках порой были записи о странных наблюдениях. Но раньше они встречались редко, а теперь – все чаще.
Отмечая в файле отчета все детали, Кулагин поставил отметку и о том, что с течением времени почерк испытуемых явно изменился в худшую сторону. Некогда ровный и красивый, теперь почерк Кэссиди Монк выглядел криво и неаккуратно. Сэмюэл также раньше писал легко читаемым, крупным округлым почерком, но теперь его писанина была весьма трудной для чтения – мелкие, кривые буквы то и дело уходили вкривь и вкось, то сливаясь друг с другом, то образуя такие широкие пробелы, словно мужчина что‑то хотел написать, но решил этого не делать.
Отчеты Алана больше фиксировали его старания по ремонту радио и попыткам разобраться почему полностью собранная машина совсем не желает работать. Он и раньше писал абы как, но теперь его отчеты выглядели так, словно он пытался стереть все, что написал.
Екатерина же явно старалась писать как раньше, но и у нее слова начинали скакать и искривляться.
Что‑то воздействовало на их способность размышлять и нарушало мелкую моторику – к такому выводу пришел Кулагин. Сделав пару новых отметок в файле, он сохранил его и упаковал дневники обратно в изначальную упаковку. Закрыв замок, он спрятал ключ под рубашку и положил посылку на угол стола.
Час спустя он сдал дневники в закрытый для общего доступа архив и направился на отдых.
Хотя его рабочая смена и была закончена, но мысли его продолжали вертеться вокруг теорий о происходящем наверху с четырьмя испытуемыми.
Все четверо – два мужчины и две женщины – сами вызвались поучаствовать в этом эксперименте год назад.
В виду того, что верхними этажами никто не пользовался по очевидным причинам – отсутствия электроэнергии и связи – в них не стали жить и забросили помещения, пока кто‑то из ученых не высказал идею попробовать оставить кого‑то на самом верхнем этаже на длительное время.
Волонтеры вызвались прожить там год и посылать ежемесячные отчеты и образцы крови, и до сих пор все шло гладко. Только психика людей начала страдать, и Кулагин не мог понять было ли это связано с их изоляцией или, возможно, из‑за каких‑то токсинов или излучений, которые не фильтруются через систему жизнеобеспечения, как в каждом ином секторе на более низких уровнях бункера, где есть электроэнергия.
Погруженный в размышления, Кулагин заснул не сразу.
* * *
Марк впервые стоял стражей у биологической лаборатории. Несмотря на толстые и прочные двери, он периодически слышал крики, доносящиеся из помещения, скрытого позади. Его напарник скучающе вздыхал каждый раз, явно привыкший к этому, но Марк чувствовал постепенно нарастающее напряжение.
Эти звуки вызывали в Марке какое‑то странное ощущение неправильности происходящего. Он начал вспоминать слова Лин, и понемногу понимал чем были вызваны ее догадки и подозрения. Все эти многочисленные эксперименты, проводившиеся в разных секторах бункера, действительно могли давно зайти за рамки дозволенных ранее этическими нормами. Теперь же, не имея никого, кто мог бы остановить безумие, ученые явно занимались чем‑то ужасным – крики подтверждали это.
Всю смену Марк старался не думать о том, кто именно был испытуемым в лаборатории. Но каждый раз, когда раздавался очередной крик, мужчина невольно напрягался.
Когда его сменили, он направился к себе, совершенно разбитый и уставший настолько, что не хотел никого видеть.
Однако, когда в дверь постучалась Лин, он пустил ее без лишних слов. Стоило двери закрыться за девушкой, как она прильнула к нему и они молча стояли какое‑то время, обнимаясь.
– Три дня не виделись, а я так скучала… – прошептала, наконец, Лин, поднимая взгляд на любимого.
Марк мягко улыбнулся, погладив ее по лицу:
– Как дела?
– Ужасно. – вздохнула девушка, делая шаг назад. – Мне все время кажется, что всем известно про нас с тобой. Папа и вовсе стал немногословен и мрачен, словно туча…
– Он и так вечно молчаливый и мрачный.
– Так‑то оно так… – покачала головой Лин. – Но сейчас больше обычного…
Марк несколько мгновений изучал ее взглядом и постепенно начал хмуриться – ему показалось, что она что‑то недоговаривала.
– Мне кажется… – мужчина приблизился к ней и нежно коснулся ее плеча. – Ты что‑то скрываешь… Что‑то случилось?
– Я… позавчера меня отправили с посылкой в биологическую лабораторию…
Марк напрягся, услышав про это место.
– И… – Лин продолжила рассказ, но покачала головой. – Наверное, мне показалось, но…
