Разрушительная игра
– Риск вскрыть себе вены вырос десятикратно.
Озадаченность Бриджит пропала, уступив место восторгу и раздражению.
– Рада, что вы обнаружили свое чувство юмора, мистер Ларсен. Это настоящее рождественское чудо.
У меня вырвался смешок – звук столь незнакомый, что я едва его узнал, и в душе что‑то дрогнуло, пробудилось от напоминания, что существуют и другие вещи помимо тьмы, преследовавшей меня так долго.
В глазах Бриджит вспыхнуло удивление, она осторожно улыбнулась в ответ, и что‑то внутри меня приободрилось.
Я прогнал это чувство прочь.
Посмеяться допустимо. Все остальное – нет.
– Пойдем. – Я стер с лица улыбку. – Мы опаздываем.
БРИДЖИТ
Если бы я могла описать мои отношения с Рисом одной песней, то это было бы «Горячо и холодно»[1] Кэти Перри. В одну минуту мы ссорились и обменивались колкостями. В другую – общались и шутили.
Ладно, общались – слишком сильное слово для произошедшего на парковке. «Вели себя как нормальные люди» звучало бы правильнее. И Рис не смеялся, а, скорее, сдавленно хихикнул, но, возможно, в его мире это считалось смехом. Я не могла даже представить, чтобы он громко хохотал, запрокинув голову.
Но если я чему‑то и научилась за последний месяц, так это тому, что, когда в наших отношениях случаются просветы, нужно ими пользоваться. Поэтому после запланированного «неожиданного» посещения местной старшей школы, где я произнесла речь о том, как важны доброта и ментальное здоровье, я затронула тему, которую избегала всю прошлую неделю.
– Обычно на зимние каникулы я остаюсь в Эльдорре дольше, но я рада, что этой зимой мы вернемся в кампус раньше, – словно между делом обронила я, когда мы сели за столик ресторана рядом со школой.
Ноль реакции.
Я уже подумала, что Рис проигнорирует приманку, когда он сказал:
– Выкладывай, принцесса. Чего ты хочешь?
Ну вот, опять угрюмый.
Я немного нахмурилась. Я чувствовала себя ребенком, который выпрашивает разрешения у родителей, – полный бред, но авторитет Риса излучал такую силу, что порой я забывала, кто из нас на кого работает.
Ну, технически у него был контракт с дворцом, но это незначительная деталь.
– В январе в Вашингтон приезжает моя любимая группа. Мы с Авой уже купили билеты, – сообщила я.
– Название группы и место.
Я сказала.
– Я выясню и скажу тебе. – Подошел официант, и Рис захлопнул меню. – Бургер средней прожарки, пожалуйста. Спасибо.
Я сделала заказ и дождалась, пока официант уйдет, прежде чем твердо повторить:
– Я уже купила билеты.
Перевод: «Я пойду, нравится тебе или нет».
– Надеюсь, с возможностью возврата.
Его острый взгляд просканировал ресторан, не упуская ни единой детали.
И‑и‑и‑и‑и наши отношения покатились по наклонной, как по расписанию.
– Твоя работа не управлять моей жизнью. Прекрати вести себя как папаша с синдромом гиперопеки. – Мое раздражение росло. Лучше уж ненавидеть его постоянно, чем терпеть эмоциональные колебания, словно у сломанного прибора. Это изнуряло. – Как ты вообще еще работаешь? Странно, что предыдущие клиенты не нажаловались в твою компанию на… на…
Бровь Риса поползла выше, пока я подбирала правильные слова.
– На твои властные замашки, – запнувшись, закончила я. Проклятье. Нужно поработать над арсеналом оскорблений.
– Потому что я лучший. Им это известно, как и тебе, – нахально заявил он. Он наклонился вперед, его взгляд помрачнел. – Думаешь, я хочу с тобой нянчиться? Нет. Если бы я хотел детей, то устроился бы работать в офис и поселился бы в пряничном домике где‑нибудь в предместье, с деревянным заборчиком и собакой. Я работаю в этой сфере, чтобы спасать жизни, принцесса. Многие жизни я забрал, и теперь… – Он резко умолк, не закончив фразы.
Мне вспомнились его слова, сказанные на парковке. Не выдержал. Боев, неопределенности, похорон. Видеть, как сослуживцы гибнут у меня на глазах, один за другим.
Рис не рассказывал подробностей о службе в армии, но мне их и не требовалось. Я вполне могла представить все сама.
Раскаяние и сочувствие сжали мне сердце.
Именно поэтому мои чувства к Рису были столь противоречивы. Мне не нравилось его отношение и действия, но я не испытывала неприязни к нему самому, понимая, почему он так себя ведет.
И, к сожалению, я не видела способа разрешить эту дилемму.
– Достаточно одной ошибки, – подытожил Рис. – Отвлекся на секунду на минном поле – и ты уже летишь в ад. Одно крошечное упущение – и ты уже получил пулю в лоб. – Он откинулся на спинку стула, и казалось, что в его глазах кто‑то опустил стальные ставни. – Поэтому мне плевать, купила ли ты билеты. Я проверю то место, и, если замечу какие‑то проблемы, ты не пойдешь. Конец истории.
В голове крутилась дюжина разных ответов, но в итоге я сказала совершенно не то, что планировала.
– Мы не на войне, – мягко напомнила я. – Нет необходимости быть начеку каждую секунду.
Рис сжал зубы, и, хотя он покинул армию несколько лет назад, я задалась вопросом, как давно он ведет внутренние сражения.
– Жизнь – война, принцесса. Чем скорее ты это поймешь, тем безопаснее.
Моя жизнь не была идеальной, но она была лучше, чем у большинства людей. Я это понимала. Я выросла в пузыре, защищенная от худших проявлений человечества, и это огромная привилегия. Но представлять каждый день своей жизни как сражение мне показалось ужасно грустным.
– Жизнь – нечто большее, чем ежедневные попытки не умереть. – Я смотрела Рису в глаза, пока официант расставлял на столе нашу еду. – Это всего лишь концерт. Все будет хорошо, обещаю.
[1] Речь идет о песне Hot N Cold.
