Реквием по мечте

– Да ладно, чего ты грустишь? Наладится всё! А то я уже вместе с тобой хандрить начал. Называется приехал на пару неделек отдохнуть. Полгода вкалывал как лошадь у чёрта на куличках, где свет и тот, от дизельной электростанции. Думал, ну уж вырвусь в свет, так и дорвусь: до всего и сразу. Дорвался… В Москве, пока пересадки ждал, съел пару беляшей. Даже до Первоуральска не доехал, на полпути на носилках вынесли с поезда с температурой за сорок. В общем две недели в инфекционной больнице какого‑то городка. И чего я дурак, на самолёте не полетел? Романтики поездов захотелось, блин. Попутчики, попутчицы, вагоны‑рестораны. А я из всего этого один туалет и запомнил. Не успел толком дома осесть, как звонок из полиции: пока я на северах корячился, мою дачу в Сосновке какие‑то наркоманы облюбовали. Хорошо хоть не спалили её. Зато всё варенье в погребе сожрали, да стекло на веранде выбили. Представляешь? Там такие запасы были, а они всё поели! Одно радует что закончились эти проблемы. Правда теперь вот отдыхаю, да на водочку налегаю… Как же без неё? Ну и бабы. Без женского пола скучно, – выпив залпом полстакана водки, Сергей ухватился за кусочек яблока. – А ты то чего сидишь с кислой рожей? Помиритесь и всё у вас будет хорошо. А нет… Ну и нет. Посмотри сколько баб вокруг! И каких хочешь. Я ведь, когда со своей поссорился, думал что и жить то теперь незачем. Представляешь, каким дураком был? С неделю горе заливал, пока на глаза объявление в газете о работе на севере не попалось. Даже не помню как документы оформлял: точно знаю что деньгами не шибко интересовался тогда. Одни мысли были: лишь бы уехать куда подальше. Вот и уехал на год. Не успел толком придти в себя после возвращения, как моя бывшая объявилась: вернись говорит, всё прощу. Только я уже перегорел. Прямо как лампочка. Если повредился тонюсенький волосок, то всё. Сколько потом выключателем ни щёлкай, всё одно. Так и я. Пробыл три недели дома и скучать начал по северу. Вот что здесь настоящего? Притворство одно. И притворство везде: в магазине, где улыбаясь, тебе дрянь подсовывают; притворство в телевизоре, где толстомордый, бандитской наружности депутат горлопанит о том, как он переживает за каждого избирателя; притворство в любви, где всё деньги решают. А север… Он настоящий. Понимаешь? Да, суров и не любит беспечности, но он настоящий. Он – живой. И либо он тебя воспринимает, либо нет: третьего не дано. А у меня с ним любовь взаимная. Поэтому завтра уезжаю.

 

– Как? Уже? – и Артём, встрепенувшись на мгновение, вновь вжал свою взлохмаченную, растерянно‑хмельную голову в неширокие плечи.

 

– Я ж тебе ещё у магазина говорил! Хотя что тебе тогда было говорить когда ты наклюкался как свинья. Да не переживай ты, нормально всё! Значит так: остановишься пока у меня. Квартира всё одно пустовать будет. Сдавать не хочу – неизвестно на кого нарвёшься. А то сдашь каким наркоманам, проблем не оберёшься. Соседи у меня неплохие, что в наше время большая редкость. Тихие и милые пенсионеры. Бывшие учителя. Дети разбрелись кто куда, вот они и кукуют. Представляешь? Вместе лет 40, а до сих пор за ручку ходят. Вот это любовь. Я их предупрежу что ты поживёшь у меня, а то ещё в полицию наберут. Да, и если надумаешь уехать, им обязательно скажи, а то волноваться будут. Чем тебе помочь ещё, даже и не знаю.

 

– У тебя есть для меня кто на примете?

 

– В смысле?

 

– Ну что за дурацкие вопросы: в смысле!

 

– А… Ты в этом плане… – и затянувшись сигаретой, Сергей засмеялся. – Ты что, старик? Сейчас 21век на дворе: интернет и все дела. Одних сайтов знакомств столько, что голова кругом идёт. Там то уж какие хочешь: и рыжие, и блондинки… Даже лысые есть.

 

– Зачем мне лысые? – встрепенулся Артём.

 

– Ну, мало ли… Может тебе нравятся лысые. Некоторым же нравятся.