Рокировка

– И что делать?

– Пока молчать. Напоите его, приведите в порядок, и пусть спит. Пока для него это лучшее времяпровождение. Посмотрим, как будет чувствовать себя дальше. Если организм начнет оживать, начнем потихоньку восстанавливающую терапию. Парень молодой, крепкий, должен оклематься.

– Снотворное колоть? – деловито уточнила женщина.

– Не стоит. И так уснет, – чуть подумав, отмахнулся врач. – Ему сейчас сам организм будет подсказывать, что делать. Точнее, делать без участия мозга.

Развернувшись, доктор вышел из палаты, и Александр настороженно уставился на сестру милосердия. Улыбнувшись ему одними губами, она принялась за дело. Ловко сменив ему белье и одежду, она обтерла его тело влажными салфетками и, накрыв одеялом, тихо спросила:

– Есть хочешь?

– Только пить, – выдохнул Александр.

– Ну вот, опять по‑русски заговорил. И как у тебя это получается? – удивленно вздохнула она, поднося ему бутылочку с водой.

Ответить Александр не успел, уснув, едва отпив несколько глотков. Второй раз его разбудило нестерпимое, но вполне естественное желание. Понимая, что нужно срочно что‑то делать, Александр попытался приподняться, и тут же над головой снова раздался все тот же неприятный звук. В палату вошла уже другая женщина и, тронув что‑то на приборе у кровати, спросила:

– Что случилось? Тебе что‑то нужно?

– Да, в туалет, – осторожно кивнул Александр, делая очередную попытку подняться.

– Лежи спокойно, – осадила его сестра милосердия.

Ловко подсунув ему «утку», она дождалась, когда парень справится с делом, и, поправив одеяло, вышла. Вскоре, вернувшись, она быстро умыла его и, еще раз спросив, не нужно ли чего, вышла. Сообразив, что у него появилась возможность осмотреться более тщательно, Александр осторожно повернул голову и всмотрелся в лицо человека, лежащего на соседней койке. Лицо парня, замотанного в бинты словно мумия, ему было незнакомо. Вздохнув, Александр повернул голову в другую сторону и едва не вскрикнул.

На другой койке лежал человек с обожженным лицом. Он уже видел такое несколько раз. Удивительно, как этот бедолага еще не отправился на встречу с Создателем. Боль от таких ожогов просто дикая. Туареги регулярно использовали зажигательную смесь на основе нефти, уничтожая укрепления на территориях, которые считали своими. Где они брали нефть, не знал никто, но подобная смесь появлялась у них регулярно. Сообразив, что поговорить тут не с кем, Александр сосредоточил свое внимание на технике.

Все окружающие его предметы были сделаны удивительно красиво. Явно заводская работа. Все ровное, блестящее, словно только привезенное. Но если присмотреться, то становилось понятно, что этими предметами пользуются уже давно. Так и не поняв их назначения, Александр решил сосредоточиться на самом себе. Доктор говорил про контузию. Это сходилось с тем, что помнил он сам. Был пожар и сильный взрыв. Рванул пороховой склад.

Сунув руки под одеяло, он тщательно ощупал свой торс и, убедившись, что тело не пострадало, переключился на конечности. Ноги плохо, но слушались. Руки тоже. По всему выходило, что пострадала только голова. Удивленно хмыкнув, припомнив тот взрыв, Александр тщательно ощупал голову и, убедившись, что открытых ран нет, снова принялся осматриваться. Было во всем окружающем что‑то, что не соответствовало тому, что он знал о военном госпитале и больницах вообще.

Слишком уж роскошно для обычного солдата. Поят, моют, умывают. Наверняка еще и кормить будут. И кто за все это будет платить? У самого Александра на счету только пара су. Все его богатство припрятано недалеко от казармы, на старом кладбище. Ну не верил он банкам и менялам. Получая и без того невеликое жалованье, он тут же обращал его в звонкую монету и большую часть уносил в свой тайник.

Служба в легионе имела одно неоспоримое преимущество. Не важно, что ты сделал до службы. Не важно, кто тебя искал и в чем обвиняет. Отслужив положенный срок, ты чист перед законом и можешь получить документы на любое понравившееся тебе имя. А дальше свободен как ветер. Ни один законник не сможет к тебе придраться. Так что Александру осталось служить не так много. Всего‑то чуть больше двух лет. А потом он сможет уехать в метрополию и с накопленными деньгами выучиться на механика.

Это была его мечта. Стать механиком и научиться управлять автомобилем. Увлекшись мечтами, он не заметил, как в палату вошел вчерашний врач. Подойдя к кровати, он снова провел быстрый осмотр и удовлетворенно кивнув, проворчал:

– Физически все соответствует положению. Осталось выяснить, что у тебя с головой.

– А что у меня с головой? – не понял Александр.

– О! По‑русски. Уже лучше. А еще раз на французском можешь? – улыбнулся врач.

– Что вы хотите услышать? – растерянно уточнил Александр.

– А вот это уже интересно, – послышалось от двери, и к кровати подошел высокий мужчина крепкого телосложения.

– Где вы слышали этот язык? – спросил он, внимательно наблюдая за парнем.

– Простите, мсье, но я на нем всю жизнь говорю, – слабо улыбнулся Александр.

– Вот как? Тогда расскажите о себе, – потребовал неизвестный.

– Мне нечего особо рассказывать, – вздохнул парень. – Родителей своих не помню. Вырос в приюте святой Бригитты в предместье Сен‑Дени под Парижем. Зовут Александр Мерсье. Семнадцать полных лет. Подписывая контракт в Иностранный легион, накинул себе два года. Я был вынужден бежать. Убил главаря приспешников управляющего приютом. Случайно, но от каторги меня бы это не спасло. Потом служба в Алжире и Марокко. Контузия, очнулся здесь.

– Как по‑вашему, который сейчас год? – дрогнувшим голосом спросил неизвестный.

– Одна тысяча восемьсот девяносто восьмой от Рождества Христова. Числа, извините, не скажу. Не знаю, сколько я тут провалялся, – смутился парень.

– Что происходит, товарищ майор? – спросил врач, заметив растерянность мужчины.

– Не увидел бы своими глазами, ни за что бы не поверил, – тряхнул мужчина головой. – Этот парень говорит, что родился сто лет назад в предместье Парижа. И кстати, говорит он именно так, как говорили в то время. Я еще кое‑что проверю, но думаю, личность, которую он назвал, действительно существовала.

– Это что? Переселение душ? – растерянно пролепетал врач.

– Да хрен его знает, как оно там называется, – фыркнул мужчина, направляясь к дверям.

– Мсье! – окликнул его Александр. – Что происходит? Где я? Какой сейчас год?

– Это Россия, сынок. А год тысяча девятьсот девяносто третий, – обернувшись, тихо ответил мужчина.

Охнув, Александр судорожно перекрестился и, истерически рассмеявшись, потерял сознание.

 

* * *