Серьга всего одна

Юноша усмехнулся с преувеличенным презрением – уязвлённое самолюбие требовало жертвы.

– Если у Хамдая все провидцы такие, как ты, то горе ему. Я не наследник. Я сын второй жены князя.

– Я знаю, – ответил ему Сенеав. – И я знаю, что ты будешь князем. Сам царь возложит корону на твою голову, и ты сядешь на трон своего отца.

Юный Анас разрывался между страхом показаться глупым и наивным и желанием остаться и слушать этого человека в чёрном, который говорил ему о его самых сокровенных мечтах. Но провидец больше не говорил, а стоял, с почтением склонив перед ним голову.

– Как твоё имя?

– Сенеав, мой господин.

– Так вот, Сенеав‑провидец, – сказал ему Анас, – если то, что ты сказал, сбудется, я пришлю за тобой, и ты будешь моим единственным провидцем, а также моим главным советником и моей правой рукой.

Через несколько лет князь Радзим скоропостижно скончался. Его старший сын Радзимон стал князем, но то были смутные времена. Вассалы царя Хамдая поднялись против него, желая сбросить с себя тяжёлое бремя податей и налогов. Брат Радзимона Базан, он же и его военачальник, хотел присоединиться к восставшим, но Радзимон, только что уютно устроившийся на троне своего отца, и думать не хотел об этом. Тогда Базан поднял войска против Хамдая сам. Узнав об этом, Радзимон приказал убить Базана и сам привёз голову брата к царю.

***

Лицо Хамдая, изборождённое морщинами, мокрое от пота и красное от солнца, казалось отлитым из бронзы. Из бронзы были отлиты два изваяния с мордами гиен, сидящие по обеим сторонам от трона. Между гиенами лежала отрубленная голова Базана. Слушая изъявления преданности, которые суетливо рассыпал Радзимон, царь молча переводил взгляд с отрубленной головы на нового князя, с лица Радзимона – опять на мёртвое лицо Базана.

– Твой брат? – спросил он мрачно, перебив этот нескончаемый поток слов.

– Он был моим братом, государь, мой повелитель, – подтвердил Радзимон с поклоном.

– Брат, сын твоего отца и твоей матери?

– Да, мой повелитель, – ответил князь, недоумевая, какое теперь это может иметь значение.

Хамдай покачал головой.

– У меня тоже был брат, сын моего отца и моей матери. Он обнажил против меня меч. Я был сильнее его и выбил меч из его рук, приставив к горлу изменника его же собственный клинок. Я убил бы его, но наша мать схватила острое железо руками и закричала: «Не убивай его! Ведь он тоже мой сын!»

В тронном зале стало так тихо, казалось, что самое лёгкое дыхание будет слышно, и присутствующие боялись дышать. Лицо царя ничего не выражало, только в его голосе была слышны горечь и тоска.

– Я отпустил его тогда, и он ушёл. Но он ушёл, для того чтобы вернуться. Он вернулся сюда, в этот тронный зал, с бандой наёмников. Мои люди убили их всех, как бешеных собак, одного за другим. Наша мать сидела на троне рядом со мной. Когда мы скрестили мечи, она опять бросилась между нами… и он убил её.

Царь Хамдай замолчал, смотря прямо перед собой на мозаичный пол. Но не витиеватый узор он видел, а что‑то ужасное. Борозды на его лице стали ещё глубже, и пот струился по вискам. Подняв руку от подлокотника, дрожащим пальцем он показал на пол перед собой.

– Вот тут она упала, вот её кровь.

Придворные со страхом переглянулись. Царя трясло в лихорадке. Теперь Хамдай показывал пальцем на Радзимона.

– Вот он! – закричал царь. – Вот он, поднявший меч на брата, пронзивший насмерть мать… Убейте его! Что же вы стоите?! Это же он!

В ту же минуту два царских телохранителя подошли к Радзимону, один пронзил его мечом, другой отсёк ему голову.

***

Полная луна светила на крыши царского дворца, серебрила кроны деревьев в саду, заглядывала в окна. Если бы у лунного света был запах, то он напоминал бы благоухание жасмина, который теперь наполнял дворцовые покои и вместе с долгожданной прохладой принёс отдых и тишину всем: придворным советникам и суровым стражникам, изнеженным царским наложницам и кухонной прислуге, всем, кроме самого царя. Не сладким жасмином пахло сейчас в его опочивальне, а потом и терпкими снадобьями. Оконные проёмы были плотно завешаны, а масляные светильники, полыхавшие вокруг кровати, только усиливали духоту.

– Что же вы, Ваша Сиятельная Светлость, наделали? – шептал старик‑лекарь возле постели больного. – Убили наследника князя Радзима. Ведь он был правителем одной из ваших самых главных провинций. Кто же теперь править будет в Айоне? – А сам оборачивал голову царя листьями потрапа, натирал его запястья душистыми уксусом и выговаривал между делом царю, выговаривал.

– Разволновались вы, Ваша Сиятельная Светлость, зря. Разве Радзимон вашу матушку убил?.. Нет. И вы сами это прекрасно знаете. – Он растёр листья потрапа так, что из них закапал сок, и приложил их к ступням больного. – А когда вассалы бунтуют, не царю, а генералам ехать усмирять непокорных. Что у вас, генералов нет? Где это видано, чтобы царь гонял по полям верхом под жгучим солнцем и размахивал мечом?

Царь хотел что‑то возразить, но лекарь как раз в это время поднёс ему настой в ложке и ловко вылил ему прямо в открытый рот.

– А теперь у вас лихорадка, Ваша Сиятельная Светлость.

Благодаря сильной натуре Хамдая и знаниям его умелого лекаря лихорадка вскоре прошла, и, как только царь окреп после болезни, он в сопровождении большой свиты отправился в Айон.

– Я убил их князя, – сказал он напыщенно. – Я должен дать им другого.

На самом деле он боялся междоусобицы в одной из своих самых главных провинций, особенно в такое время, когда не успевал он подавить восстание в одном городе, как тут же вспыхивало восстание в другом. Но как только они въехали во владения Радзимона, царь понял, что страхи его были напрасны. Никакой междоусобицы тут не было. Здесь зеленели виноградники, на склонах холмов мирно паслись овцы, серебрились вдалеке оливковые рощи.

Трубными звуками встретил Айон царя, навстречу ему вышел молодой человек, окружённый свитой. Все они почтительно приветствовали гостей. Хамдай спешился и обратился к молодому человеку, с удивлением рассматривая его.

– Ты – новый князь Айона?

– Нет, Ваша Сиятельная Светлость, – ответил тот. – Я только исполняю обязанности правителя в отсутствие моего брата Радзимона.

Царь не мог не заметить, как сановники Айона всматривались в толпу царедворцев, прибывших с ним, по‑видимому, ожидая увидеть своего князя.

– С князем Радзимоном случилось несчастье, – мрачно сказал Хамдай и увидел удивление, страх и даже панику на лицах местных придворных. Только этот юноша стоял перед царём спокойно и невозмутимо. «Он знал, – подумал Хамдай. – Он знал и не сообщил никому из них. Умный парень».

– Лицо твоё мне знакомо, – сказал он вслух. – Где я мог тебя видеть?

– Я имел честь быть представленным вам, государь, – и тут же добавил: – Но это было много лет назад, я, наверное, очень изменился.