Серьга всего одна

Оставшись одна, Мирмах прошлась по комнате, выглянула в сад. Вечер спустился прохладный, полный росы. В былое время она бы не упустила возможности погулять среди розовых кустов, вдохнуть аромат цветов, насладиться пением цикад и тишиной. Но сегодня у неё скребло на сердце. Харив не пришёл к ней прошлой ночью, он только навестил её перед ужином, поцеловал и ушёл. А ведь совсем недавно княжеский сын не отходил от неё ни на шаг. Уезжая по поручению своего отца, он возвращался пыльный, грязный – и сразу сюда. Смеясь, она морщилась и капризно посылала его мыться, а он оправдывался тем, что спешил к ней и не хотел терять ни минуты. Это было совсем недавно, а казалось, что с тех пор прошли годы. Если бы он пришёл и остался с ней сегодня, если бы всё было, как раньше, она была бы так счастлива.

Мирмах взяла в руки бутылочку и подумала о том, как хорошо быть дочерью колдуна. Отец приготовит волшебное зелье, сосватает за повелителя‑князя, а если повелитель охладеет к своей жене, он сумеет его вернуть. Она вылила всё содержимое бутылочки в чашку и с любопытством рассматривала красную жидкость. Оно выглядело как обычное вино, а пахло как трава в ночном поле.

***

– Пойди посмотри, ушла ли та рабыня.

Дайюн вышла из опочивальни, огляделась вокруг, подошла и заглянула в ларец.

– Ушла, – крикнула она, – ушла и бутылочку с собой прихватила.

Сонабар появилась в дверях. Её волосы были распущены и ни следа не осталось от роскошной причёски, которую сделала для неё Ашиква.

– Взяла бутылочку? – усмехнулась она – Значит, поверила.

– Дурёха, – покачала головой Дайюн. – Поверила в то, что моей голубке нужен какой‑то настой красоты!

Сонабар взяла оставшуюся в ларце бутылочку, опорожнила её в таз с водой, отдала няньке и приказала:

– Возьми, наполни её ягодным вином и положи на прежнее место.

 

 

Я не виноват

 

Среди ночи слуги Харива пришли за Сенеавом. У входа стояли носилки, и как только колдун уселся в них, скороходы понесли его по безлюдным улицам. Едва он вошёл в покои Мирмах, его чуткие ноздри уловили запах крови. Она лежала в кровати, а Харив, бледный и испуганный, стоял рядом.

– Мудрейший! – бросился к нему княжеский сын. – Я не знаю, что случилось! Она попросила меня остаться с ней, и я был тут. Уверяю, я был нежен, как я мог так навредить?

Молча лекарь отбросил покрывало, которым была прикрыта Мирмах. Её постель была обагрена кровью.

– Тебе лучше выйти, мой господин, – прошептал он.

Корчась от боли, Мирмах перевернулась на бок. Сенеав знал, что спасти ребёнка невозможно, надо было только облегчить страдания женщины и предотвратить возможные осложнения. Положив одну руку на её спину, а другую на живот, он начал издавать глубокий гортанный звук, который вибрировал и проходил через её тело. Наконец боль утихла, и она почти заснула. Стоявшая неподалёку рабыня ждала приказаний. Он жестом подозвал её к себе и велел принести простыней и тёплой воды. То, что в сгустках крови, вышло из утробы Мирмах, было размером с ладонь. Сенеав омыл её, велел поменять постель и дал ей сонных трав.

За окнами брезжил рассвет, а Харив и Сенеав сидели в парадном покое, смежном с опочивальней Мирмах. Княжеский сын был совершенно раздавлен нахлынувшей на него бедой, а ахкам не хотел оставлять его одного. Авед, которому было велено осмотреть покои спящей госпожи, вернулся и принёс незнакомую бутылочку.

– Что это? – хриплым голосом спросил Харив.

– Этот с‑сосуд я нашел на столе в п‑покоях госпожи, – ответил слуга, – и эту ч‑чашку, стоящую рядом.

– На дне чашки я вижу красную жидкость, – удивился Харив. – Неужели она это пила?

– Пахнет вином, – заметил Сенеав.

– Авед! – воскликнул Харив – Я ведь велел тебе следить, чтобы госпоже не подавали ничего хмельного!

– Я н‑не знаю, откуда она там взялась, – пролепетал перепуганный раб.

Привели рабыню, которая пряталась в опочивальне Мирмах.

– Как твоё имя? – спросил Харив.

– Ашиква, мой господин.

– Скажи, Ашиква, откуда у госпожи Мирмах эта бутылочка?

Рабыня тряслась всем телом и молчала.

– Говори!

– Я принесла, – прошептала женщина.

Рабыню увели, а Сенеав поднялся и положил свою жилистую руку на плечо княжеского сына.

– Утешься, вельможный Харив. Придёт время, и боги даруют тебе прекрасных сильных сыновей.

Мирмах проснулась в своей кровати, её отуманенный разум не сразу осознал всё горе, которое её постигло. Долго она лежала неподвижно, вспоминая о том, что произошло накануне. Был вечер, пришёл её возлюбленный супруг, она, выпив настой, чувствовала себя красивой и желанной. Харив остался с ней, он был кротким и нежным, а она была на вершине счастья. В объятиях друг друга, они оба заснули, а среди ночи её разбудила тупая боль в животе. Боль отдавалась в поясницу и правое плечо. Харив проснулся, услышав её прерывистое дыханье, позвал служанок, которые прибежали, зажгли лампады и увидели, что их госпожа истекает кровью. Сенеав пришёл. Он убрал боль и погрузил её в глубокий сон. Теперь Мирмах лежала в кровати и, положив руку на живот, вспоминала, как только вчера шевелился в её утробе ребёнок, а теперь там было пусто. Почти полгода она думала о своём будущем младенце и представляла себе, каким он будет, как встанет на ножки, как заговорит. Только вчера она знала, что не одна в этом мире, а теперь вокруг неё зияла чернота одиночества. Из её глаз потекли слёзы. Она плакала, рыдала в голос и звала своего мужа, но он в это время был далеко от неё. Подтянувшись на руках, она попыталась сесть в кровати, её прокладка была мокрой от крови.

– Ашиква! – позвала она свою рабыню, но ей никто не ответил.

Ашиква в это время лежала на дне сухого колодца со сломанной шеей.

***

Пыль, поднимаемая копытами его коня, смешивалась со знойным маревом и стояла облаком за спиной. Дорога всегда приносила ему утешение, а гнев заглушал боль. Если разжечь в своём сердце бурю негодования, то ощущение утраты покажется не таким мучительным. «Как могла Мирмах совершить такую глупую ошибку?» – думал Харив. Как могла ослушаться его и не уважить совета мудрейшего! Теперь она одна, больна и, возможно, умирает, а его нет рядом, и это справедливая кара за ту глупость, которую она совершила.