Сиротский дом

– И потом, на вас возложена такая огромная ответственность. Многим из этих детей довелось пережить немало горя и страданий. Так что для них очень важно, чтобы кто‑то надежный оказался с ними рядом, шагал с ними в ногу, давал им ощущение некого постоянства и правильности жизни, позволял участвовать в новых великих свершениях; это очень важно не только для детей из «Шиллинг Грейндж», но и для всего нашего города.

Клара заметила, что Рита теперь стоит рядом с той высокой, невероятно тонкой и гибкой женщиной с черными как смоль волосами.

Доктор Кардью, заметив, куда она смотрит, встал и, распахнув створки высокого французского окна, жестом предложил Кларе тоже пройти в сад. Клара так и сделала, чувствуя себя при этом ужасно. Ей, конечно же, следовало все ему рассказать. Объяснить, что через месяц она уезжает, а не принимать от него это «посвящение в рыцари» точно букет цветов, предназначенный для кого‑то другого. Но сил, чтобы признаться, она в себе не находила.

Перешагнув через низенький подоконник, Клара оказалась в небольшом дворике‑патио, вымощенном серой каменной плиткой, где стояла клетка с кроликами, перед которой на корточках сидели Рита и темноволосая жена доктора.

Миссис Кардью встала, подняла в приветствии руку, но вдруг уронила ее, словно пожалев об этом жесте. У нее было совершенно необычное лицо – очень высокие скулы и потрясающие темно‑фиолетовые или синие глаза; и вообще она выглядела, как звезда кино или, по крайней мере, как некая звезда, принадлежащая к миру пятизвездочных отелей и роскошных ресторанов. И тут вдруг Клара заметила, что из‑под закатанного рукава у нее выглядывает синяя татуировка, сделанная на предплечье – ряд каких‑то цифр – и похожая на старую болячку или на шрам от ожога. Татуировка невольно притягивала взгляд. И женщина, заметив реакцию Клары, посмотрела на нее в упор. Их взгляды пересеклись как раз над сереньким ушастым кроликом, которого прижимала к груди Рита.

– Простите, что помешала, – почему‑то шепотом извинилась Клара.

Миссис Кардью тут же отвела глаза, а Рита заявила:

– Я хочу кролика! – И со счастливой улыбкой зарылась лицом в пушистый мех. – Можно мне тоже такого кролика? А? Ну, пожалуйста!

 

СИРОТСКИЙ ДОМ «ШИЛЛИНГ ГРЕЙНДЖ»

ОТЧЕТ № 2

Тереза Серафина Картер

 

Дата рождения:

13 июля 1938 г.

 

Происхождение:

Мать Терри, Патрисия Картер, погибла во время Лондонского блица вместе с Бернадетт, крошечной сестренкой Терри, в мае 1941 года. Терри в этот момент с ними не жила. Ее мать, видимо, собиралась эвакуировать всю семью куда‑нибудь в сельскую местность, чтобы они могли снова жить там все вместе, но отложила переезд из‑за неких дел в Лондоне. Вскоре после случившегося Терри перевели из Уэльса, куда она была эвакуирована, в один из детских домов Норфолка. Отца своего Терри практически не знала – похоже, он был солдатом‑контрактником и погиб в 1943 году во время военной операции в Египте.

 

Здоровье/внешность

Мочится в постель раза два в неделю. Предпочитает шорты юбкам, пижамы ночным рубашкам и настаивает на коротких стрижках. Последнее, впрочем, вполне разумно, потому что среди детей весьма распространен педикулез.

 

Еда:

Ветчина. Сыр на поджаренном хлебе. Попкорн. Черный кофе. У Терри удивительно взрослые вкусы.

 

Хобби:

Не уверена, что у нее есть хобби.

 

Другое:

Оказываясь с кем‑то наедине, Терри ведет себя вполне дружелюбно и живо, но при большом скоплении народа, особенно в толпе, словно вся съеживается.

 

Глава пятая

 

«Шиллинг Грейндж», мастерская мистера Дилани и адвокатская контора «Робинсон, Брауни и Уайт» – все это находилось на нижнем конце Верхнего шоссе. Железнодорожная станция и отель «Лавендер Армз» расположились на его верхнем конце. А посредине были разные магазины, в том числе мясная лавка и булочная, а также почта. Далее простирались поля, которые Клару и привлекали, и заставляли нервничать, потому что она твердо знала: где поля, там и коровы, а где коровы, там и грязь, и навоз. К сожалению, в сельской местности так было повсюду – среди красот природы повсеместно возникали всякие неприятные вещи. С другой стороны, Клара любила полевые цветы и деревья не меньше, чем людей, а простор полей просто обожала, – но в Лондоне у нее не было возможности к этому простору привыкнуть.

К концу сентября в воздухе все чаще чувствовалось холодное дыхание осени; даже в ясные дни, когда Клара выглядывала из окна, ей не казалось, что на улице тепло. Дети каждый день приносили домой охапки осенних листьев и раскладывали их на столе – так кошки приносят в хозяйский дом пойманную мышь, – и Клара просто не знала, что ей делать с такой кучей листьев. Да она и сама‑то до сих пор не поняла, что она здесь, в «Шиллинг Грейндж», делает, хотя со дня ее приезда сюда прошло уже целых двадцать четыре дня. И чем дольше она жила здесь, тем меньше уверенности испытывала насчет чего бы то ни было.

Дети постепенно к ней привыкали, но по‑прежнему легко пугались и нервничали, особенно если делали ошибки. Например, когда Билли, споткнувшись, нечаянно опрокинул кувшин с молоком, он тут же принес Кларе шлепанцы, чтобы она его побила; а когда Пег упала, налетев на него, она сразу протянула Кларе свою ручонку ладошкой вверх – для заслуженного наказания. Но со временем дети вроде бы начали понимать, что наказывать их Клара не собирается – во всяком случае, наказывать так, как это делали монахини, – и она очень надеялась, что тот, кто придет ей на смену, наказывать детей тоже не будет.

А если будет?

 

* * *