Сказания о волшебнике. Потаенная рукопись

Снова оказавшись на зеленой траве просторного зала, Келлер, все еще находившийся под впечатлением от разговора с хозяином лавки, не раздумывая, совершил лангер и очутился в садике, разбитом заботливыми руками его матери, прямо перед домом отцовской усадьбы. Лангерация позволила сэкономить массу времени. «И слава Уэнделлу!» – подумал юноша, взглянув на часы, и вслух добавил: «Без двадцати минут шесть. Успел!». Действительно, на счастье Тобиаса, в волшебном зале Марктхалле Нойн, тщательно скрытом от нормалов, лангерация разрешалась официально, так как не могла быть замечена простыми людьми. Мгновенные, безпортальные перемещения, также называемые лангерами, юноша недолюбливал даже больше, чем магические коридоры. Ощущение такое, будто огромный кит всасывает тебя в свою пасть, а затем выплевывает через дыхало наружу. Но нельзя не отдать должное. Этот способ перемещения, доступный любому опытному волшебнику, был крайне удобен и позволял в считанные секунды оказаться в нужном месте. К сожалению, лангеры ограничивались дальностью путешествия и не могли доставить вас, скажем из Германии в Россию. При таком переходе слишком высок риск, что кит не выплюнет вас обратно. И такие случаи история знает. К счастью, еще в 17 веке видный германский волшебник Уэнделл Ланге подробно описал свойства этого явления, хотя само по себе оно известно с гораздо более ранних времен. Тем не менее, именно в честь этого волшебника такое перемещение и было названо – Лангерацией, а отдельный переход – Лангером. Символично, что имя волшебника дословно означало – Длинный странник. Что могло трактоваться и фактически трактовалось, как путешествующий на дальние расстояния.

Довольный тем, что ему не придется выслушивать упреки братца, Тобиас направился в сторону дома по одной из двух дорожек, усыпанных речной галькой. Юноша прошел мимо круглого каменного фонтана, в центре которого сидел мальчишка‑пастушок и трубил в свой рог. Осенний день клонился к вечеру, из‑за чего от брызг воды, струящейся из пастушьего рожка, веяло холодком. Двухэтажный дом, с двускатной крышей, выполненной на японский манер, стоял в окружении медных буков – огромных деревьев с винного цвета кронами и серебристыми стволами. Светло‑коричневая черепица, покрывавшая крышу дома, приобрела в лучах заходящего солнца красноватый оттенок. По левую сторону от основного дома расположился менее крупный гостевой домик, оформленный в том же стиле и соединенный с главным зданием небольшим переходом на уровне второго этажа. С правой же стороны, в окружении раскидистых кустов сирени, уютно разместился летний обеденный домик‑беседка. Из двух печных труб основного здания струился сиреневый дымок. Серые деревянные ставни на высоких окнах первого и второго этажей были открыты нараспашку, впитывая последние на сегодня теплые лучики света. Словно в попытке сохранить это тепло внутри дома, по белым стенам и почти до самой крыши, карабкался зеленый плющ, как природное одеяло, накрывший старинный особняк. Вход в дом обрамляла большая полукруглая клумба с маками, разделенная по середине галечной тропинкой. Мать Тобиаса обожала эти цветы, да и сам юноша, жаркими июльскими деньками, сидя в тени медного бука, мог часами смотреть, как колышутся на ветру эти огненно‑красные цветы с черной, угольной, сердцевинкой. Правда сейчас, в самом начале осени, вместо удивительных цветов на клумбе покачивались сухие стебельки с набухшими от избытка семян маковыми луковицами. По этой причине Келлер не удивился, когда увидел у себя под ногами Гензель и Гретель. Это небольшой, размером с суслика, подземный гном, названный так потому, что имеет две головы – Гензель и Гретель. Двухголовые гномы, обожают селиться под маковыми клумбами. Уж очень они любят маковые луковицы, наевшись которых, две их головы, к несчастью, становятся крайне агрессивными по отношению друг к другу. Вот и сейчас, под ногами юноши, они истово дубасили друг друга общими маленькими ручками по головам. «Надо сказать маме» – подумал Тобиас: «А то все семена слопают». Келлер злорадно улыбнулся, отвесил двухголовому гномику доброго пинка, отбросив его с дорожки, и весьма довольный собой зашел в дом.

Войдя в прихожую, Тобиас явственно ощутил уют и тепло родного дома. Справа и слева от него висели керосиновые бра с двумя стеклянными светильниками, по форме напоминающими бокалы для вина. У двери стояла большая антикварная ваза, привезенная в подарок отцу из Намибии. Белая с золотым, она идеально сочеталась с белыми потолками и кремовыми стенами внутренней отделки. В вазе сейчас стоял материнский кружевной зонтик от солнца. Не то, чтобы волшебнице требовалась защита от солнца, но в смешанных семьях, наличие предметов из обихода нормалов, было обычным явлением. Чуть поодаль, к стене прижался двухместный диванчик, обитый темно‑коричневой телячьей кожей. По обе стороны от подлокотников, на деревянных подставках, разместились горшочки с тропической драценой, иначе называемой драконовым деревом. На темном дубовом полу лежал коврик из каракулевой шерсти с изображением различных африканских животных, также привезенный из Намибии. Прямо из прихожей можно было пройти в просторный обеденный зал и гостиную, а повернув налево, вы попадали на лестницу с черными коваными перилами, ведущую на второй этаж, где находились спальни и отцовский кабинет. Напротив дивана висело зеркало в золоченой оправе. Тобиас взглянул в него, чтобы поправить камзол и треуголку. «Да когда ты уже откажешься от своей дурацкой шапки?!» – послышался голос. Юноша поднял глаза. В отражении лестницы он увидел, как по ней спускается его брат. Келлер улыбнулся и повернулся на встречу. «Нет, ну серьезно» – сказал Томас Келлер: «Даже нормалы давно перестали такие носить, я уж не говорю о волшебном сообществе, где подобные штуки разве что, как подставки для драконьих яиц можно использовать. Твоя как раз по размеру годится». Тобиас нарочито строго посмотрел на брата. В ответ на него глядели такие же голубые глаза. Даром, что братья были одного роста, на фоне Томаса юный Келлер выглядел словно осина супротив дуба. Томас был широкоплеч и крепок. И в отличие от пшеничной шевелюры младшего брата, старший Келлер имел блестящие черные волосы, ниспадающие до плеч. А в одежде придерживался более делового стиля, вот и сейчас он был одет в строгие черные брюки и серый пиджак поверх темно‑зеленого жилета и белой рубашки. Из кармана пиджака торчал красный платок с фамильным гербом. Черные туфли были, как всегда, натерты до блеска. Прямо‑таки античный герой в современном исполнении, которого по мнению Тобиаса портило лишь одно «но». Его небольшие, но пышные черные усы. И этим фактом юноша не преминул воспользоваться. «Дорогой Томас, откажусь всенепременно, как только ты откажешься от этого плешивого кусочка шерсти у себя над верхней губой» – съехидничал младший брат. Томас обиженно надул и без того пухлые губы. После чего оба брата расхохотались и обнялись. «Вы только посмотрите на них! Одному 36, другому 29. Вам жениться давно пора, а они все резвятся, как дети малые» – из обеденного зала вышла их мать, графиня Элайза Фон Келлер (в девичестве Элайза Фон Ренне) и добавила: «Особенно меня беспокоишь ты, Томас. Через 20 лет уже меня догонишь, а тебя все треуголка брата беспокоит. Ваш отец, как вы знаете, родом из Висбадена. Там ваши корни. А в земле Хессен, треуголка – это часть национального костюма, поэтому ее носят до сих пор». Графиня Фон Келлер была женщиной весьма стройной для своих лет, а ростом практически не уступала сыновьям. Поэтому с легкостью поцеловала Тобиаса в нос с небольшой горбинкой и ласково провела изящной рукой по гладковыбритой щеке Томаса. «Добрый вечер, матушка» – сказал младший Келлер. Элайза Фон Келлер подошла к зеркалу, в которое совсем недавно смотрел юноша, окинула взглядом зеленых глаз аккуратно уложенные черные волосы и, повернувшись к братьям, сказала: «Ну что, мальчики, пойдемте в гостиную. Отец ждет вас». Тонких губ графини коснулась лукавая улыбка. Тобиас взглянул на мать. Одета она была довольно просто, по‑домашнему, но при этом удивительно изящно. Бордовый свитер в белую полоску с рукавами в стиле «баранья ножка» поверх корсета и высоким, под самый подбородок, воротом, а также юбка‑колокольчик, достающая до самого пола, из темно‑синего блестящего атласа подчеркивали стройность ее фигуры и придавали элегантность каждому ее движению. Словно паря в воздухе, Элайза Фон Келлер направилась сначала в столовую, а затем гостиную. Братья последовали за ней.