Скорбь Сатаны

Я бросился на мягкую кровать и приготовился уснуть – сквозь сон я все еще слышал отголоски грома, звучавшего где‑то вдалеке. Затем мне показалось, что я слышу яростный крик князя, подобный дикому ветру, зовущему «Амиэль! Амиэль!», и мгновенно проснулся оттого, что ощутил чье‑то присутствие и чей‑то пристальный взгляд. Я сел в постели, вглядываясь в темноту; огонь в камине погас, и я включил электрический ночник, стоявший у постели – комната осветилась, и я увидел, что здесь никого не было. Но перед тем, как я все же уснул, воображение вновь сыграло со мной шутку, и я услышал свистящий шепот совсем рядом:

– Тише! Не стоит его тревожить. Пусть этот глупец и дальше спит сном глупца!

 

V

 

На следующее утро, пробудившись, я узнал, что «его превосходительство», как называли князя Риманеза и его собственные слуги, и персонал «Гранд‑Отеля», отправился на конную прогулку в парк, оставив меня завтракать в одиночестве. Посему я подкрепился в холле отеля, где мне прислуживали с предельной угодливостью, несмотря на мое затасканное платье, переменить которое я пока что не мог. В котором часу я пожелаю прийти на ланч? Когда захочу отобедать? Оставить ли за мной нынешнюю комнату или я желаю переселиться в другую? Быть может, я захочу снять номера, подобные тем, что занимает его превосходительство? Все эти почтительные вопросы сперва смутили меня, но потом позабавили – очевидно, слухи о моем богатстве неким загадочным образом достигли нужных ушей, и теперь я пожинал первые плоды случившегося. Я отвечал, что еще не решил, как поступить, и дам окончательный ответ в течение нескольких часов, а пока останусь в том же номере, что прежде. Покончив со своей трапезой, я отправился к юристам, и уже хотел нанять двуколку, когда увидел, как мой новый друг возвращается с прогулки. Он восседал на великолепной каурой кобыле, чей дикий взгляд и дрожащие от напряжения ноги указывали на то, что она только что неслась галопом и все еще была недовольна, а потому противилась ездоку. Она пыталась встать на дыбы, опасно пританцовывая меж телег и кэбов, но ее сдерживал Риманез, еще более очаровательный при свете дня, чем ночью; легкий румянец слегка оживил его бледные черты, а глаза сияли от удовольствия после утреннего моциона. Я ждал, пока он приблизится; рядом был Амиэль, появившийся в коридоре ровно в тот момент, когда показался его хозяин. Увидев меня, Риманез улыбнулся, коснувшись шляпы рукоятью хлыста в знак приветствия.

– Долго же вы спали, Темпест, – сказал он, спешиваясь и передавая поводья следовавшему за ним стременному. – Завтра вы должны присоединиться ко мне; я буду в обществе тех, кто в новомодной манере называет себя «Ливерной Бригадой». Когда‑то одно упоминание «ливера» или каких угодно внутренних составляющих нашего телесного механизма считалось верхом неприличия и низкородности – но теперь с этим покончено, и мы находим странное удовлетворение в обсуждении болезней и неприглядных медицинских подробностей в целом. В «Ливерной Бригаде» вы сможете взглянуть на весьма занимательных господ, продавшихся дьяволу ради увеселительных заведений – тех, что едят столько, что кажется, будто они вот‑вот лопнут, а потом гарцуют на породистых лошадях – животных, достойных уважения, в отличие от этих животных – в надежде разогнать свою дурную кровь, которую же сами и травят. Они думают, что я один из них, но ошибаются.

Он погладил кобылу, и стременной увел ее; на лоснящейся груди и подплечьях виднелась пена после тяжелой скачки.

– К чему тогда участвовать в этой процессии? – смеясь, спросил я, разглядывая его с нескрываемой симпатией, так как в экипировке сложение его казалось еще более гармоничным. – Значит, вы мошенник!

– О да! – весело воскликнул он. – И в Лондоне я не один такой, знаете ли. Куда собираетесь?

– К юристам, чье письмо прочел вчера – в фирму «Бентам и Эллис». Чем раньше я с ними пообщаюсь, тем лучше, разве не так?

– Да, но послушайте, что я вам скажу, – он отвел меня в сторону. – Вам потребуются наличные. Со стороны ваша просьба о срочном авансе покажется странной, и нет необходимости пояснять юристам, что вы получили письмо, будучи в шаге от голодной смерти. Возьмите этот бумажник – помните, вы пообещали, что я буду вашим банкиром? – и по пути можете заглянуть к какому‑нибудь портному с хорошей репутацией, чтобы как следует приодеться. Ну, вперед!

Он стремительно зашагал прочь – я поспешил ему вслед, тронутый такой добротой.

– Но подождите… постойте же… Лучо! – Так я впервые назвал его по имени. Он мгновенно остановился и стоял совершенно спокойно.

– Ну? – спросил он с вежливой улыбкой.

– Вы не дали мне возможности договорить, – сказал я тихо, так как мы стояли в общем коридоре отеля. – По сути, у меня есть кое‑какие деньги, то есть я могу получить их сразу – Кэррингтон выслал мне вексель на пятьдесят фунтов вместе со своим письмом; об этом я забыл вам сказать. Он поступил очень достойно, дав их мне взаймы – пусть вексель останется у вас в качестве залога за бумажник. Кстати, сколько в нем денег?

– Пять сотен, банкнотами по десять и двадцать фунтов, – кратко и по‑деловому ответил он.

– Пять сотен! Мой дорогой друг, мне столько не нужно. Это слишком много!

– В наши дни лучше иметь слишком много, чем слишком мало, – возразил он со смехом. – Мой дорогой Темпест, не придавайте этому такого значения. Пятьсот фунтов – это ничто. Эти деньги можно потратить на один только несессер. Лучше отошлите назад вексель Кэррингтона – я бы не стал считать его столь щедрым, учитывая, что он наткнулся на золотую шахту стоимостью в сотню тысяч фунтов стерлингов за несколько дней до того, как я покинул Австралию.

Его слова я выслушал с большим удивлением, и даже некоторой долей негодования. Вся честность и щедрость моего приятеля Боффлза вдруг померкла в моих глазах – почему в письме он ни словом не обмолвился о своих успехах? Или боялся, что я стану докучать ему просьбами о новых займах? Видимо, Риманез, пристально наблюдавший за мной, прочел мои мысли, так как незамедлительно добавил:

– Разве он не сказал вам о том, как ему повезло? Не очень‑то дружеский поступок, но минувшей ночью я уже упоминал о том, что деньги часто портят людей.

– Осмелюсь предположить, что он не хотел меня обидеть, – поспешно возразил я с натянутой улыбкой. – Не сомневаюсь, что в следующем письме он обо всем мне напишет. Что же касается этих пятисот фунтов…

– Оставьте, оставьте, – нетерпеливо перебил меня он. – К чему все эти разговоры о залогах? Разве не вы заключили со мной сделку?

Я рассмеялся.

– Что ж, теперь за меня можно поручиться, да и я от вас никуда не сбегу.

– От меня? – и в его внимательных глазах промелькнул холод. – Да, это точно!

Он небрежно взмахнул рукой и оставил меня; я же, сунув набитый банкнотами кожаный бумажник за пазуху, нанял двуколку и быстро покатил на Бэзингхолл‑стрит, где меня ждали мои поверенные.