Скорбь Сатаны
Я ничего не сказал в ответ на его тираду – я начинал привыкать к резким переменам его настроения и странным изречениям, и они лишь усиливали ту таинственную приязнь, что я испытывал к нему, придавая его образу загадочность, в чем был некий утонченный шарм. Время от времени, чувствуя себя несколько униженным, я сознавал, что полностью нахожусь под его влиянием, и жизнь моя подчиняется его распоряжениям и советам, но оправдывал себя тем, что это послужит мне на благо, так как он намного опытнее и влиятельнее меня. В тот вечер мы ужинали вместе, как уже делали часто, и разговор наш был полностью посвящен деньгам и торговым предприятиям. По совету Лучо я сделал несколько крупных финансовых вложений, что дало нам уйму поводов для обсуждения. Вечер был морозным и свежим, подходящим для короткой прогулки, и мы направились в частный карточный клуб, где мой товарищ хотел представить меня в качестве гостя. Располагался он в конце таинственной улочки, невдалеке от респектабельной Пэлл‑Мэлл, и снаружи почти ничем не выделялся, но внутри был отделан роскошно, хоть и безвкусно. По всей видимости, председательствовала здесь женщина с подведенными глазами и крашеными волосами, принявшая нас первее всех прочих в англо‑японской гостиной. Ее вид и манеры безошибочно выдавали в ней одну из полусветских дам, тех «невинных женщин с прошлым», что представляются жертвами мужских пороков. Лучо что‑то сказал ей вскользь, после чего она взглянула на меня с почтением и улыбнулась, а затем позвонила в колокольчик. Явился осмотрительный слуга, весь одетый в черное, и, повинуясь легкому жесту госпожи, поклонившейся мне, когда я поравнялся с ней, повел нас наверх. Мы шли по мягчайшему ковру – я заметил, что все в этом заведении поглощало шум: даже на дверях с бесшумными петлями были плотные занавески. Наверху слуга очень осторожно постучал в боковую дверь – в замке повернулся ключ, и нас впустили в длинный двухместный номер, ярко освещенный электрическими лампами, где множество людей играли в красное и черное и баккара. При виде Лучо некоторые подняли головы и приветственно кивнули ему, улыбаясь, остальные вопросительно смотрели в мою сторону, но в целом наше появление прошло малозамеченным. Лучо, взяв меня за руку, увлек за собой, сел наблюдать за игрой – я последовал его примеру, обнаружив, что мне передалось волнение, пронизывающее комнату, как безмолвное напряжение в воздухе перед грозой. Мне были знакомы лица многих известных людей, видных политических и общественных деятелей, о которых вряд ли бы подумали, что они могут почтить своим присутствием карточный клуб. Но я старался ничем не выдать своего удивления и тихо следил за игрой и игроками с почти таким же нетерпением, как и мой спутник. Я был готов играть и проигрывать, однако оказался не готов к необычайной, разыгравшейся вскоре сцене, ведущую роль в которой силою обстоятельств довелось сыграть мне самому.
X
Как только закончилась игра, за которой мы наблюдали, игроки поднялись из‑за стола и с большой охотой и не скупясь на слова поприветствовали Лучо. По их поведению я инстинктивно догадался, что они видели в нем влиятельного члена клуба, того, кто может дать им взаймы денег на игру и оказать разного рода финансовые услуги. Он представил меня каждому из них, и я заметил, какое впечатление мое имя произвело на большинство из присутствующих. Мне предложили сыграть в баккара, на что я охотно ответил согласием. Ставки были губительно высокими, но колебаться не было нужды. Рядом со мной сидел один из игроков, светловолосый молодой человек приятной наружности и аристократических манер – мне представили его как виконта Линтона. В особенности я отметил то, как лихо он вдруг удваивал ставки, очевидно, просто рисуясь, а когда проигрывал – а проигрывал он часто, – то раскатисто хохотал, словно пьяный или безумный. Начав игру, я совершенно не заботился о ее исходе, о своем проигрыше или выигрыше. Лучо не стал присоединяться к нам, расположившись поодаль и наблюдая, как мне казалось, больше за мной, чем за остальными. По воле случая, удача была на моей стороне, и я постоянно выигрывал. Чем больше я выигрывал, тем сильнее распалялся, пока в скором времени мой душевный настрой не переменился и мной не завладело загадочное желание проиграть. Полагаю, некая благая часть моей натуры заставляла меня желать этого в угоду юному Линтону. Непрерывная череда моих побед буквально приводила его в бешенство, но он продолжал играть отчаянно, безрассудно – черты его юного лица заострились, исказились, глаза лихорадочно блестели. Остальные игроки, несмотря на то что делили с ним череду неудач, переносили их куда легче, а может, более умело скрывали свои чувства – так или иначе, я поймал себя на мысли о том, что искренне желаю, чтобы мое дьявольское везение изменило мне, перейдя на сторону молодого виконта. Но желания были напрасны – я снова и снова срывал банк, пока наконец все игроки не покинули стол, и в том числе виконт Линтон.
– Что ж, я разорен! – воскликнул он, громко, натянуто рассмеявшись. – Завтра вы должны дать мне возможность взять реванш, мистер Темпест!
Я поклонился в ответ.
– С удовольствием!
Он подозвал официанта, чтобы тот принес ему бренди с содовой, а тем временем меня окружили все прочие, как и виконт, наперебой предлагая реванш и настойчиво убеждая меня в необходимости вернуться в клуб следующим вечером, чтобы дать им возможность отыграться. Я с готовностью согласился и в самый разгар беседы Лучо вдруг обратился к юному Линтону.
– Сыграете еще раз со мной? – спросил он его. – Для начала я положу в банк вот это – и положил на стол пару хрустящих банкнот по пятьсот фунтов.
На какой‑то миг стало тихо. Виконт жадно поглощал бренди с содовой, глядя поверх бокала алчными, воспаленными глазами, затем безразлично пожал плечами.
– Ставить мне нечего, – ответил он. – Я уже сказал, что разорен – как говорится, обчищен до нитки. Что пользы от того, что я присоединюсь к вам?
– Садитесь, садитесь, Линтон! – подначивал его один из стоявших рядом. – Я дам вам взаймы; вам хватит, чтобы сыграть.
– Благодарю, но лучше не стоит! – ответил он, слегка покраснев. – Я уже и так немало вам задолжал. Впрочем, вы весьма щедры. Продолжайте без меня, господа, а я за вами понаблюдаю.
– Позвольте переубедить вас, виконт Линтон, – сказал Лучо с непроницаемой ослепительной улыбкой. – Просто ради забавы! Если вы не считаете уместным ставить деньги, поставьте что‑нибудь пустячное, ничтожное, чтобы посмотреть, не улыбнется ли вам удача – например, вашу душу!
Ответом ему был всеобщий взрыв хохота. Лучо тоже негромко смеялся вместе со всеми.
– Все мы, надеюсь, достаточно знакомы с современной наукой и знаем, что души не существует, – продолжал он. – Следовательно, предлагая ее в качестве ставки в баккара, я предлагаю поставить нечто меньшее, чем волос с вашей головы, так как волос существует, а душа нет! Ну же! Рискнете ли вы этой несуществующей величиной ради шанса выиграть тысячу фунтов?
Виконт осушил бокал с бренди до капли и взглянул на нас: в глазах его сверкали насмешка и презрение.
– Решено! – воскликнул он, после чего игроки сели за стол.
Партия была короткой; от сильного волнения все затаили дыхание. Хватило шести‑семи минут, и Лучо, одержав победу, встал. Он улыбнулся, указав на жетон, представлявший собой последнюю ставку виконта Линтона.
– Я выиграл! – тихо проговорил он. – Но вы ничего не должны мне, мой дорогой виконт, так как ничем не рисковали! Мы сыграли просто ради забавы. Если бы души существовали, конечно, я бы забрал вашу; кстати, интересно, что мне с ней тогда делать?