Сквозь память

А врагов у них, как блох на бездомной собаке. На юге Деникин, на востоке – чехи. Свое слово обязательно скажет Антанта. Да, бывшие союзники по Антанте большевиков не признали и были недовольны, что они заключили с немцами мир. Но на сегодня большевики – это власть. И глупо говорить, что еще неделя – две и большевиков прогонят. Нет, они создадут свою красную армию и будут уничтожать внешних и внутренних врагов. Тех, кто не захочет влиться в класс пролетариата, а захочет иметь свои вольные суждения, независящие от политики большевиков, они не станут терпеть. А кто представляет эту самую элиту – внутренних врагов? Керенский? Нет, его давным‑давно нет в советской России. Меценат Рябушинский? Политик Родзянко? Их тоже нет. Нет же! Элита – это те, кто здесь – профессора, академики, писатели, музыканты, художники, военачальники. Элиту, если хотите, представляю я. О, нет! Представлял. Теперь я простой сторож. Я хотел заниматься наукой, хотел продолжать работу, которую мы начали еще с Константином Григорьевичем, хотел, вполне возможно, стать этой элитой, но мне указали мое место. И постарался в этом ранее упомянутый мной Моисей Соломонович Урицкий – бывший председатель Петроградского ЧК – ныне покойный.

Впервые я познакомился с ним в конце марта 1918 года. Мои дела в лаборатории шли просто ужасно. У меня остался всего один ассистент – молодой студент – лаборант Арсений Крапивин. Этот лопоухий, небольшого росточка с кудрявыми волосами двадцатилетний паренек получал очень маленькое жалование. Хватало только на еду. Но он не хотел уходить от меня. Ему хотелось практики, как будущему специалисту. После того, как большевики пришли к власти, жалование пришлось снова урезать. Я ему доплачивал из своего кармана, потому, как тогда совсем ничего не оставалось бы. Я не знал, что дальше делать. Вариант был только один – закрыть лабораторию и не продолжать работу. Но нашлись люди, которые пообещали мне встречу с очень уважаемым в городе человеком, который выслушает меня и при случае поможет. Этим человеком был Моисей Урицкий – бывший член Петроградского временно‑революционного комитета – ныне председатель Петроградской чрезвычайной комиссии. Сама комиссия находилась по адресу Гороховая улица дом 2 и занимала небольшие помещения, так как работало в ней не так много человек. Кабинет Урицкого был на первом этаже в дальнем крыле коридора. Я вспоминаю тот день, когда я впервые пересек порог этого здания. Как с неуверенностью шел к нему на прием. В приемной сидела девушка – секретарь. На мое счастье я прождал в приемной, пока меня не пригласят в его кабинет, не долго. Зайдя в кабинет, Урицкий сидел за столом и увлеченно читал газету. Я терпеливо стоял и ждал. Спустя некоторое мгновение, он поднял взгляд и заинтересованно посмотрел на меня.

– Вы химик Ухов? – спросил он.

– Да, это я… – я слегка замешкался, но тут же уяснил для себя, что к таким людям обязательно нужно добавлять слово «товарищ» – Я Ухов, товарищ Урицкий.

– Я слушаю вас. У вас ко мне дело? – он слегка покривил губами и поправил свое пенсне на переносице.

– Товарищ Урицкий! – отчеканил я – мне очень нужна ваша помощь. Я работаю в лаборатории на Васильевском острове. Мы тестируем и создаем новые лекарства. Но, в последнее время финансирование лаборатории сократилось до такой степени, что я не знаю, как дальше существовать.

– И что же вы хотите от меня? Деньги? Так ведь я не банк.

– Товарищ Урицкий, вы в Петрограде очень известный и влиятельный человек. Да не только в Петрограде, но и в ЦК партии. Вы на хорошем счету у Ленина…

– Это значит, что я должен звонить сейчас в Москву Ленину? – прервал он меня – и просить его, чтобы он помог какому‑то химику Ухову?

Я забыл сказать, что на момент моей встречи с Урицким все Советское правительство уже перебралось в Москву.

– Нет, но…

– Товарищ Ухов, какой у вас послужной список?

– В каком смысле?

– Ну, чем вы занимались, где служили, что сделали? Я о вас ничего не слышал. Я не могу вот так сразу ходатайствовать за неизвестного мне человека.

Я задумался. Не сразу, но решил начать с учебы.

– Я закончил Военно‑медицинскую академию. Потом защитил диссертацию по теме антидепрессантов. Работал провизором. Потом мне поступило очень выгодное предложение работать совместно с профессором Спицыным…

– Подождите! Спицын? – задумался Урицкий – фамилия знакомая. Это не тот ли пройдоха, что крутился среди питерских и московских банкиров и предпринимателей, называя себя ученым?

– Почему пройдоха? – мягко спросил я – Константин Григорьевич Спицын – известный ученый, химик…

– Все они такие – проходимцы! Называют себя учеными, а на самом деле хотят лишь карманы свои набить – он снова поправил пенсне и внимательно посмотрел на меня – продолжайте!

– Дело в том, что совместная работа со Спицыным продолжалась вплоть до его смерти. Совместно мы создали много лекарств. В основном, это лекарства для душевно больных. Моей главной работой считаю исследование головного мозга на психическое состояние человека.

– Интересно, интересно – он постучал костяшками пальцев по столу – и что же, вы предлагаете мне вместо того, чтобы заниматься выявлением контрреволюционеров и саботажников, искать вам средства для продолжения ваших исследований? Это не ко мне. Это вам нужно в Петросовет к Зиновьеву. Но, уверяю вас, товарищ Зиновьев не откликнется на вашу просьбу. Ему не до этого сейчас. Со стороны Финляндии и Эстонии возможны вражеские силы с наступлением на Петроград. Нужно защищать город. Кроме того, город нуждается в продовольствии. Знаете об этом? Лучше напишите письмо в Моссовет Ногину. Если он рассмотрит его, то ваша просьба пойдет далее по инстанциям. А там, глядишь, и что‑нибудь получится.

Я был обескуражен его ответом. Я полагал, что сейчас он мне скажет: «Аудиенция закончена», и я уйду прочь. Но Урицкий, как будто бы моментально изменился.

– Товарищ ученый! – бодро сказал он – по правде говоря, вы мне симпатичны. Я вижу, по глазам, что вы обескуражены. Хорошо, я готов вам посодействовать. Я поговорю с одним питерским профессором с кафедры анатомии. Если ему будет интересно, то постараюсь что‑нибудь сделать для вас. Хотя, это лишняя забота для меня. Предоставьте в письменном виде ваш послужной список, чтобы этот профессор смог ознакомиться с ним.

– Конечно, конечно! – ответил я.

– Секретарю оставьте его. Запечатайте в конверт, мне передадут. А где‑нибудь через месяц – полтора мы с вами снова встретимся. Вы член партии большевиков?

– Нет.

– До этого состояли в какой‑нибудь партии?

– Я не интересовался политикой. И ни в каких партиях не состоял.

– Ну что ж… считаю, что наша встреча закончена. Договоренность в силе – на этот раз Урицкий снял пенсне и встал, показывая всем своим видом, что больше говорить со мной не намерен.

Я сделал все, что он велел. Я ждал следующей встречи с ним очень долго. Я дважды в неделю ходил на Гороховую к нему, но каждый раз мне говорили: «Моисей Соломонович не принимает. Можете написать свою просьбу и оставить в канцелярии». И так из раза в раз. Но однажды в первой декаде мая мне все‑таки удалось записаться на встречу. Я ждал с нетерпением. Но грядущая встреча принесла лишь сплошные разочарования.

– Это вы, товарищ ученый? – увидев меня, сказал Урицкий – Как же! Запомнил вас.