Слезы Бодхисаттвы
Крижевский протянул Вадиму купленный при входе на рынок большой платок из тонкой клетчатой ткани.
– Держи, это тебе пригодится.
– Что это? – спросил Вадим.
– Это называется крама, – объяснил Крижевский. – Думаю, ты скоро сам догадаешься, зачем ее используют.
Вадим обернул краму вокруг шеи, следуя примеру своего коллеги. Ее предназначение сразу же стало очевидным: кхмерским платком было очень удобно вытирать постоянно появлявшиеся на лбу капли пота.
Жара в Пномпене в последние дни все усиливалась, в дневные часы воздух прогревался до сорока градусов и выше. Выходить на улицу в это время было просто пыткой, поэтому сразу после полудня, когда жара достигала апогея, городская жизнь приостанавливалась: наступала традиционная двухчасовая сиеста, после которой столичный ритм вновь набирал обороты.
Первая неделя командировки выдалась для Вадима не особенно напряженной. Хотя он практически сразу начал активно рваться в бой, Крижевский пока решил не нагружать своего молодого коллегу кучей заданий, и Вадим постепенно привыкал к новой стране и к новым жизненный условиям, изучал Пномпень, который все больше нравился ему.
Бенчли был прав: город действительно чем‑то напоминал Париж. На центральных улицах было полно уютных французских кофеен, ресторанов и баров, архитектурный облик столицы хранил в себе колониальный галльский дух, а французская речь слышалась повсюду. В общем, было очевидно, что связь с бывшей метрополией все еще очень сильна.
Крижевский рассказывал Вадиму, как в августе 1966 года в Камбоджу приезжал президент Франции, генерал Шарль де Голль. К этому визиту в столице готовились очень тщательно и долго. Пномпень был буквально вычищен до блеска, в честь высокого гостя организовывались торжественные приемы и представления, а выступление генерала на Олимпийском стадионе слушали тысячи столичных жителей. Камбоджийские газеты пестрели заголовками об «историческом визите» и о «новом этапе в отношениях с Францией». Однако вся эта эйфория вскоре утихла, так как политическая ситуация в стране становилась все более сложной и напряженной, а какой‑либо существенной помощи с французской стороны ждать не приходилось.
Пока Крижевский выбирал себе новые джинсы, Вадим неспешно прогуливался по рынку и любовался рядами маленьких узорчатых окошек, украшавших центральную купольную часть здания и тянувшихся вдоль всех четырех крыльев. Журналист достал из сумки привезенный из Москвы фотоаппарат «Зенит» и принялся фотографировать удивительные интерьеры огромного крытого базара.
– Следи за вещами, Вадим! – окликнул его Крижевский, отвлекаясь от активного торга с толстой продавщицей. – Тут полно карманников, будь внимателен.
– Да‑да, конечно, – кивнул Вадим, все больше увлекаясь фотографированием.
Кхмерские лица казались молодому журналисту удивительно фактурными, интересными, открытыми, поэтому он стал постоянно носить с собой фотоаппарат, который подолгу лежал без применения в его московской квартире.
Вадим навел объектив своего «Зенита» на смешного улыбчивого старичка, стоявшего возле обувного лотка и курившего папиросу в ожидании покупателей. Молодой журналист резко взвел затвор и тут же нажал на кнопку, пока сонный продавец не заметил его и не стал строить гримасы и позировать перед «барангом» с фотокамерой, как любили делать местные жители. В этот момент Вадим вдруг почувствовал, как сзади кто‑то дотронулся до его брюк. Это было легкое, чуть заметное прикосновение, но Вадим моментально вспомнил предупреждение Крижевского и потянулся к заднему карману, где лежал его кошелек. Карман был уже пуст.
Вадим стал лихорадочно оглядываться по сторонам, отыскивая глазами вора. В кошельке была приличная сумма денег, около сорока долларов, и в одночасье потерять все это было бы настоящей катастрофой. Кроме того, в нем хранилось несколько визитных карточек: первые серьезные контакты, которыми Вадиму удалось разжиться в Пномпене.
Журналисту повезло: через какую‑то долю секунды он заметил быстро улепетывающего мальчишку лет восьми в красной майке. Несомненно, это и был похититель кошелька! Вадим тут же кинулся за ним. Бежать по территории рынка было тяжело, приходилось продираться сквозь толпу покупателей и огибать бесконечные торговые палатки и лотки. Воришка уже явно привык к такому «кроссу с препятствиями», поэтому быстро отрывался от своего преследователя.
Отчаянно пытаясь нагнать мальчишку, Вадим старался бежать быстрее и с разбегу налетел на выкатившуюся из‑за торговых рядов повозку, наполненную глиняными кувшинами. Кувшины рассыпались по земле, многие сразу же разбились вдребезги. Вадим мельком увидел растерянное и испуганное лицо молодой женщины, которая толкала повозку, и ему на миг стало искренне жаль ее, но останавливаться было нельзя.
Воришка пробежал вдоль южного крыла рынка и выскочил на улицу. В погоне за ним Вадим ловко перепрыгнул через пару лотков с одеждой, повергнув в шок сонных и умиротворенных продавцов. Выбежав на улицу, он на секунду зажмурился от яркого солнца. Было всего лишь восемь утра, а оно уже палило нещадно.
Мальчишка исчез из поля зрения. Вадим жадно всматривался в хаотично расставленные возле бетонного сооружения столы и лотки с продуктами под невысокими навесами из старого дырявого брезента. Затеряться в этом торговом лабиринте было проще простого. Но вот в одном из рядов мелькнула знакомая красная майка. Вадим вновь устремился за воришкой.
В нос ударила острая смесь экзотических запахов: теперь Вадим преследовал карманника, лавируя между прилавками со свежими морепродуктами, мясом, зеленью, фруктами, а также жареными и сушеными жуками, пауками, тараканами и прочей живностью, которая в Камбодже считалась съедобной. Проходы между лотками были очень узкими, многие продавцы и вовсе раскладывали свой товар на земле, а покупателей становилось все больше.
– Gare![1] – кричал Вадим, пугая посетителей рынка, которые отшатывались в стороны, удивленно косясь на несущегося по рынку молодого человека с болтающимся на шее фотоаппаратом.
Худощавый воришка ловко продирался через толпу, но Вадиму все же удалось нагнать его. Он уже вытянул вперед правую руку, чтобы схватить паршивца за шиворот, но вдруг его правая нога зацепилась за деревянную опору низкого стола с установленной на нем спиртовой горелкой. На ней стояла большая сковорода, внутри которой в кипящем масле жарились крупные водяные тараканы. Стол с горелкой опрокинулся, содержимое сковороды выплеснулось на землю, и несколько капель раскаленного масла обожгли ноги проходивших мимо покупателей. Пожилая женщина, жарившая тараканов, громко закричала и начала растерянно размахивать руками.
– Вот черт! – выругался Вадим, на бегу оглядываясь на то, что он сотворил. Воришка тем временем уже приближался к выходу с рынка, возле которого столпилось особенно много народу.
Мальчик добежал до металлического забора, опоясывавшего открытую часть базара, и принялся отчаянно проталкиваться через толпу у узких ворот. Тут‑то Вадим и поймал его. Он крепко схватил воришку за майку и резко притянул к себе. Мальчик обернулся и посмотрел на Вадима своими большими, выпученными от страха глазами. В его взгляде читалась мольба о снисхождении.
[1] Дорогу! Сторонись! (фр.)
