Слезы Бодхисаттвы

Просторный двор перед домом Хиена едва смог вместить всех желающих поучаствовать в субботнем танцевальном вечере. Тут был и Пучеглазый Тян со своей толстой женой и четырьмя детьми, и старик Свай в окружении своего необъятного семейства, и даже отшельник Приеп, отец Апанга, который так редко и неохотно общался со своими соседями по деревне. Среди собравшихся Викрам не заметил только своего дядю Кмао.

Первыми вышли танцевать Хиен и Совади. Барабанщик принялся выстукивать размеренный ритм, и танцоры встали между бамбуковых палок, приподнятых на несколько сантиметров от земли. Затем двое крестьян, державших палки, принялись сдвигать и раздвигать их неторопливыми движениями, следуя ритму чхайяма. Хиен и Совади должны были в танце ловко перепрыгивать через движущиеся палки, не задевая их ногами. Постепенно барабанный бой ускорялся, и палки двигались все быстрее и быстрее, но танцующая пара будто не замечала этого ускорения. Движения Хиена и Совади были настолько легкими, непринужденными и слаженными, что наблюдать за их танцем было настоящим удовольствием.

Зрители принялись хлопать в такт музыке, и Викрам старался аплодировать громче всех. Он гордился своими родителями: они были так молоды, красивы, так азартно и ловко танцевали. Мальчику нравился этот причудливый деревенский танец, «робам анграе», который был очень популярен среди крестьян. Конечно, в нем не было той утонченности и плавности, которую он утром наблюдал на репетициях королевского балета, но в нем была какая‑то особая энергия, особый ритм, который завораживал мальчика.

Хиен и Совади были признанными мастерами «робам анграе». С ними никто не мог сравниться не только в деревне Хиена, но и в соседних кхумах, где они не раз становились победителями разных танцевальных соревнований.

Барабан стучал все быстрее и быстрее, а бамбуковые палки мелькали между ног танцоров, будто молнии, но родители Викрама продолжали выдерживать даже самый быстрый ритм, умудряясь сохранять пластику и красоту танца. Наконец, барабан замолк и палки остановились. Викрам заметил, что со лба его отца катятся крупные капли пота, а мать часто и прерывисто дышит: такой танец явно был весьма непростым испытанием даже для молодых и пышущих здоровьем людей.

Зрители еще раз громко захлопали в ладоши, благодаря Хиена и Совади за отличное выступление. Викрам кинулся навстречу родителям и горячо обнял их.

Пучеглазый Тян со своей супругой тоже станцевали довольно ловко. Глядя на жену соседа, Викрам удивлялся, как такой толстушке удается настолько свободно и быстро перепрыгивать через быстро движущиеся бамбуковые палки, изображая при этом весьма изящные танцевальные пируэты.

В конце концов даже беззубый Свай решил тряхнуть стариной и пустился в пляс, взяв в качестве партнерши свою старушку‑племянницу. В деревне говорили, что много лет назад Свай был одним из лучших танцоров во всей провинции. На одном из танцевальных вечеров он познакомился со своей женой, с которой они прожили почти сорок лет, пока она не умерла в своей постели, окруженная пятью любящими детьми и целой толпой внуков.

Свай, которому оставалось всего несколько недель до восьмидесятилетия, уже давно утратил свою былую танцевальную энергию и то и дело спотыкался о палки, хоть крестьяне и старались двигать их как можно медленнее и осторожнее. При этом старик умудрился ни разу не упасть, как и его племянница, которой тоже давно перевалило за семьдесят.

– Ну вот, есть еще во мне силушка‑то! – воскликнул Свай, закончив свой танец. – Хоть и старик совсем, а ноги‑то еще двигаются, а стало быть, и танцуют! Да и ты, старушка, тоже еще хоть куда! Учитесь, молодежь!

Все громко зааплодировали жизнерадостному старику, который долго и с удовольствием раскланивался перед благодарной публикой, как заправский артист. Двое маленьких внуков Свая подбежали к деду и принялись прыгать вокруг него, визжа от восторга. Викрам еще раз мысленно позавидовал Сваю, у которого была такая большая и дружная семья.

Когда окончательно стемнело, площадку для танцев осветили несколькими высокими факелами. Все желающие похвалиться своим мастерством в «робам анграе» показали, на что способны, и танцевальная часть вечера подошла к концу. Однако жители деревни не собирались расходиться по домам.

Вторая часть вечера традиционно посвящалась пению, и здесь родители Викрама тоже были признанными мастерами: с мягким тембром Совади и густым баритоном Хиена никто не мог соперничать.

Викрам, затаив дыхание, слушал, как его мать поет грустную песню о любви крестьянки и принца, а отец тихо подпевает ей в нескольких особо чувственных местах. Слепой старик Сэн аккомпанировал им на своей старой деревянной флейте, на которой он играл уже много‑много лет. Тихие мелодичные звуки его флейты смешивались с чарующим голосом Совади и стрекотом цикад. Собравшиеся во дворе крестьяне наслаждались песней, кто‑то чуть слышно подпевал, а некоторые особо чувствительные женщины даже всплакнули, сочувствуя героям баллады, несчастным влюбленным, которым не дано было быть вместе.

Когда Совади затянула вторую песню, на этот раз веселую и шутливую, Викрам вдруг заметил, как в свете факелов мелькнуло лицо Кмао со шрамом на левой щеке. Он стоял, спрятавшись за одну из свай дома, и смотрел на поющую Совади, выпучив глаза. Хотя факел едва освещал его лицо, Викрам ясно увидел, что его дядя буквально буравит Совади своими широко выпученными глазами. Его рот был слегка приоткрыт, и мальчик заметил, что он периодически облизывал свои толстые губы. Никто, кроме Викрама, не заметил его присутствия: все были полностью поглощены пением Совади.

Как только мать Викрама закончила петь, лицо Кмао растворилось в ночной темноте. Мальчик вдруг ощутил какую‑то странную тревогу; ему показалось, что он только что видел не своего дядю, а таинственного злобного призрака, ночного демона, который был готов схватить его прекрасную мать и унести в свое темное царство, где ее ждала страшная участь… Викрам резко тряхнул головой, отгоняя тревожные мысли.

После Совади и Хиена двое забавных молодых крестьян принялись исполнять деревенские частушки. Они пели тонкими противными голосками и слегка пританцовывали в такт своим незатейливым куплетам, а зрители буквально валились со смеху, хоть и слышали все эти прибаутки уже не одну сотню раз.

В этот момент Викраму захотелось справить нужду, и он побрел к бамбуковым зарослям за домом Хиена. Из‑за облаков выглянула полная луна, которая осветила деревню призрачным голубоватым светом.

Викрам медленно шел по узкой тропинке вдоль бамбуковой рощи, подыскивая удобное место. Остановившись возле неглубокой ямки, он присел на корточки, спустил шорты и стал смотреть на луну. Викрама уже давно интересовал вопрос: живет ли там кто‑нибудь? Однажды он задал его учителю географии, но тот не дал четкого ответа, сказав лишь, что вряд ли, ведь на луне нет никаких условий для жизни: ни воды, ни воздуха, ни даже гравитации.

Вдруг мальчик услышал где‑то поблизости тихий стон, который то прекращался на несколько секунд, то вдруг возобновлялся снова. Викрам встал, натянул шорты и прислушался. Стон был каким‑то напряженным и жалобным и, похоже, стонал мужчина. Источник стона находился совсем рядом: звук доносился из густого кустарника, росшего между толстых стеблей бамбука.

Викрам начал тихо приближаться к кустарнику, чувствуя, как его сердце учащенно бьется от накатывавшего чувства страха. Подойдя к кустарнику, он аккуратно раздвинул тонкие ветки, стараясь не издавать ни малейшего звука. Мальчик увидел своего дядю Кмао, который сидел на коленях, скрывшись в густых зарослях. В бледном, но ярком лунном свете Викрам увидел, как Кмао обеими руками хватается за свой пенис и делает ими резкие короткие движения, издавая при этом тихие стоны.