Слова
Только у него есть преимущество – быстрый метаболизм, потому что он высокий и худой.
Безупречный.
Я чувствую, как Феникс пристально изучает меня, доедая остатки моей порции.
– Что в том блокноте, в котором ты раньше писала?
Я неловко ерзаю. Мне кажется, что сейчас я могла бы рассказать Фениксу все что угодно, но то, что находится внутри блокнота, слишком личное.
К тому же последняя песня, которую я пишу, посвящена ему.
– Ничего. Просто иногда рисую там кое‑что.
Кажется, мой ответ пробуждает в нем еще больший интерес.
– Что именно?
У меня начинают потеть ладони, поэтому я вытираю их о джинсы.
– Ничего особенного. Не имеет значения.
Мне хочется, чтобы он уловил намек и перестал меня допрашивать.
Но Феникс продолжает.
– Так расскажи мне, если там нет ничего особенного.
Боже. Он как собака, которая пытается выкопать погребенную под землей кость.
– Может, хватит? – Я набрасываюсь на него с гораздо большей враждебностью, чем необходимо. – Это не твое чертово дело.
Явно оскорбленный, он проводит рукой по волосам.
– Проклятье, я же просто спросил.
Очевидно, я его обидела и теперь чувствую себя ужасно. Феникс только пытался расспросить меня о том, что увидел, а я не только не ответила, но еще и несправедливо спустила на него всех собак.
Я собираюсь извиниться, но тут меня осеняет: ведь есть еще кое‑что, что я тоже хотела бы о нем узнать. Возможно, мы могли бы обменяться секретами.
– Я расскажу тебе, что у меня в блокноте, если расскажешь, как ты узнал, где я живу.
Схватив с ящика пачку сигарет, он подносит одну ко рту. У меня на языке так и вертится фраза, что курение – верный способ испортить его удивительный голос, но тут он произносит:
– Прошлым летом я занимался благоустройством участка для вашей соседки, миссис Палмы, и видел тебя на улице.
– Ох.
Я рада, что он наконец‑то рассказал мне, но по нашему уговору он определенно получит более личный секрет.
Ладно, мне нечего терять.
– Я как бы… вроде как… пишу песни.
Выражение его лица остается невозмутимым, когда он закуривает сигарету.
– Ты имеешь в виду тексты? Или музыку?
– И то, и другое.
Феникс потирает челюсть, прожигая меня взглядом.
– Хочу их услышать.
Я скорее проглочу гвозди, чем спою ему одну из своих песен, но я готова предложить компромисс.
Я выуживаю блокнот из сумочки. Ни за что на свете не покажу ему все свои песни, но есть у меня одна самая любимая.
Хотя она невероятно личная… и немного странная
– Вот. – Я нахожу нужную страницу с текстом. – Можешь прочитать эту.
Мне хочется пнуть себя в тот же момент, когда с губ срываются эти слова. Я уже собираюсь предложить ему воспользоваться подаренной мной ручкой, но он берет у меня блокнот и закрывает его.
– У меня проблемы с чтением, помнишь? Нот это тоже касается.
Как это возможно?
– Но ты играешь на клавишных.
Я брала уроки игры на фортепиано в течение трех лет, и научиться читать ноты – не банальная необходимость, а основное требование.
Феникс указывает на уши.
– Потому что у меня есть это.
Черт возьми. Я знаю музыкантов, которые могут играть исключительно на слух, но обычно это те, кто занимается музыкой десятилетиями.
Опять же, однажды я слышала, что некоторые люди с ограниченными возможностями обучения невероятно одарены в других областях.
Очевидно, это относится и к Фениксу.
Каждая клеточка его тела живет, дышит музыкой и создает ее.
Вот для чего он был рожден на этой земле.
– В любом случае, – продолжает Феникс, будто то, что он сказал, не имеет большого значения. – Я хочу полноценных ощущений. – Он кивает на инструменты, установленные в другом конце комнаты. – Не знаю, что тебе понадобится, но можешь пользоваться чем угодно.
Я качаю головой, потому что об этом не может быть и речи.
– Точно нет…
– Ну же, Группи. – Он тушит сигарету в ближайшей пепельнице. – Ты не можешь заявить, что пишешь песни, и не сыграть для меня ни одной. Все равно что сказать ребенку, словно у тебя есть конфета, но ты не собираешься отдавать ее ему.
Он прав, но все же. Я не хочу делиться чем‑то настолько личным.
Не хочу, чтобы он смеялся надо мной.
– Нет.
Однако Феникс не сдается.
– Я играл для тебя.
Это правда. Играл. И был превосходен.
Однако у меня не хриплый и одновременно ровный и бархатистый голос, как у него.
Мой голос грубый и скрипучий. Будто мое альтер эго – семидесятилетняя курильщица по имени Берта, у которой вечно болит горло.
– И голос, и песня у меня странные, – предупреждаю я Феникса.
– Обожаю странности. – Взгляд его холодных голубых глаз устремляется на меня, высасывая из комнаты весь кислород. – И мне нравится твой голос.
Я теряю дар речи, и все мои аргументы испаряются в воздухе. Потому что Феникс Уокер смотрит на меня так, будто это я самый талантливый музыкант в комнате.