Смерть – это лекарство

4

 

День близился к полудню. В кухне стоял вызывающий слюнки и заставляющий урчать живот запах: картофельное пюре с подливой, небольшой кусок мяса, отваренная кукуруза с солью и небольшая горстка гороха.

Линда отодвинула стул, села за стол, поблагодарила маму за обед и принялась за еду. А затем Дженнифер присоединилась к ней.

– Как папа себя чувствует? – встревоженно спросила Линда, боясь услышать об ухудшении самочувствия отца.

– Гораздо лучше, чем вчера.

Дочь с облегчением выдохнула.

– Идет на поправку.

– Он все еще в постели?

– Нет, он на веранде, курит.

Сразу после этой фразы, словно она была сигналом для входа, Джозеф вошел в кухню. Как только он сел за стол, едкий запах табака ударил в нос его девочкам.

Ели они в основном молча. Иногда коротко переговаривались на различные темы, пока отец не спросил свою дочь:

– А куда это ты ходила, Птичка моя? Я видел в окне, как ты возвращалась со стороны амбара.

– Да так, решила прогуляться, подышать свежим воздухом, нагулять аппетит перед едой.

– А не хочешь ли ты после обеда сходить еще прогуляться? – спросил Джозеф улыбаясь. – Кое‑кто ждет тебя у нашего почтового ящика. Я встретил его, когда забирал почту. Он категорически отказывался от моего приглашения зайти в дом, чтобы не стоять на улице.

Когда отец сказал, что кое‑кто ждет ее у почтового ящика, первый вопрос, который возник в голове Линды, был таким: «Кто же это пришел и ждет меня?» Но потом, после того как прозвучало слово «он», моментально задался следующий вопрос: «У меня, конечно, много друзей‑мальчиков, но кто же именно этот он?» Второй вопрос Линда задала отцу.

– Сходи и узнай, – Джозеф широко улыбнулся, продемонстрировав свои белые зубы. – Может, это твоя будущая половинка.

Глаза дочери округлились, да так, что чуть не выпали из глазниц.

– Джозеф, дорогой, ты уверен? – наконец подала голос Дженнифер. – Может, не стоит так сильно спешить.

– Вы это о чем? – на удивление спокойно задала свой вопрос Линда.

– Не обращай внимания, доченька. Папа просто неудачно пошутил про вторую половинку, – ответила мама на вопрос дочки. – Но ты все равно сходи и прогуляйся после обеда. Нам с папой надо поговорить… наедине.

Линда заметила, как в этот момент мама строго смотрит на отца.

– Хорошо, Птичка?

– Да, мама.

После того как в тарелке Линды ничего не осталось, она встала из‑за стола, но остановилась, чтобы выслушать настаивание отца о том, что сегодня у них выходной и чтобы она не загуливалась допоздна. Связано ли это было со вчерашним случаем в подвале, Линда не знала. И только тогда Птичка вышла в коридор, но остановилась у дверного проема, прижалась к стене и начала слушать разговор родителей, который ей не понравился с самого начала.

– Ты думаешь, что мы делаем правильный выбор? – спрашивала жена мужа. – Не сделаем мы только хуже?

– Что мы можем сделать хуже, чем есть сейчас? Дженнифер, дорогая моя, ты же сама прекрасно видишь, как идут дела. Надо думать о будущем нашей дочери. Я так же, как и ты, не хочу, чтобы она всю жизнь проработала на этой ферме, которая приносит доход, на который еле‑еле проживешь. У наших соседей, у которых есть неженатые сыновья, дела идут куда лучше. Если наша Птичка выйдет за кого‑то из них замуж, то жизнь у нее будет гораздо лучше, чем здесь… Немного постыдно такое говорить, но если там, в другом месте, у нее будет доход побольше, то она сможет помогать и нам.

– Но вдруг она не будет счастлива в этом браке, что тогда?

– Поживем и увидим.

Линда отошла от стены и направилась к выходу из дома, роняя на пол слезы и говоря про себя: «Спасибо вам за все. За то, что дали мне жизнь, за заботу, любовь, учебу, беззаботное и веселое детство. Я обязательно вас отблагодарю, мама и папа». Оказавшись рядом со входной дверью, Линда не стала сразу ее открывать, а для начала вытерла мокрые глаза тыльной стороной ладони и только затем вышла из дома.

Солнце святило прямиком в глаза. На улице было тепло и светло. Даже не верилось, что прошлой ночью была ужасная гроза. Линда спускалась с крыльца, прикрывая глаза ладонью, а затем, убрав руку, которая служила ей в качестве козырька от солнца, она увидела его, про которого отец говорил «кое‑кто» и «он».

Там стоял, облокотившись руками на забор, юноша в темно‑синих джинсах, в которые была заправлена белая рубашка, с соломинкой во рту, которую «он» гонял языком в разные стороны, смотря прямо на входную дверь одноэтажного домика Уайтов, улыбаясь. Это был не кое‑кто, а молодой ровесник Линды с каштановыми волосами, которого она знала с пятилетнего возраста и который был ей симпатичен. Это был Энди Уокер.

 

5

 

– Птичка, Птичка, Птичка, ты моя сестричка! Маленькая, прям как спичка. Если тебя разозлить, то закричишь, как истеричка, – задорно пропел Энди, а Линда в свою очередь, покачивая головой и улыбаясь, направилась к нему.

– И тебе привет, Энди, которому никогда не стать денди.

На ее ответ юноша ничего не ответил, а только сильнее улыбнулся.

– Как дела, Линда? – спросил Энди. – Как спалось?

– Дела нормально.

Внутри она винила себя за ложь: как дела могут быть нормальными, если родители стареют, урожай с каждым годом все меньше и меньше, скотина мрет.

– Спалось тоже нормально, – снова ложь, потому что нормальный сон – это когда человек спит крепко в своей кровати, а не бегает по кукурузному полю в поисках мышки и детишек. – А ты как поживаешь?

– Тоже нормально… Слушай, а ты не хочешь прогуляться? Погода сегодня просто замечательная.

– Я буду только рада! А куда пойдем? И кто еще с нами пойдет?

– Да я так подумал, что, может быть, мы сегодня с тобой только вдвоем погуляем.

По внешнему виду Энди было видно, что он стесняется это говорить.

Когда Линда услышала это предложение, она тоже немного застеснялась и засмущалась, но все равно согласилась:

– О! Вот, значит, как. Хорошо. Я не против и вдвоем прогуляться.

Птичка и Энди улыбнулись друг другу.

– Здорово. Только у меня есть одно предложение.