Смерть – это лекарство

«…Ну надо же, что творится на улице. Хорошо, что я вспомнила о последней коробке с табаком. Ха‑ха, папа бы меня отругал за то, что я не позаботилась о его любимом „ребеночке“. Ладно, надо попробовать заснуть и не беспокоиться о родителях. Как там Марк Твен говорил? Что‑то вроде: „В жизни я беспокоился о многом, и большая часть из этого так и не произошла“. Во‑о‑от. Спокойной ночи, мама и папа. Я люблю вас…»

Линда уже снова улеглась, как вдруг снова подскочила.

«…Мышка!»

 

10

 

Линда сама не знала, что движет ей в этот момент. С чего это вдруг она так запереживала из‑за какой‑то там мышки? Возможно, когда она смотрела в окно, то заметила кукурузное поле и вспомнила о ней. Забеспокоилась из‑за того, что может произойти с ней и с ее детишками в эту грозу. Но ведь до этой ночи грозы тоже были и, как можно видеть, с мышкой и с ее детишками все в порядке. А где же папа‑мышка? Да и к тому же в окрестностях фермы Уайтов подружка Линды не единственная мышь. Что же это теперь получается, из‑за всех беспокоиться?

Но эта мышка не была как все. Возможно, это и заставило Линду вскочить с кровати в глубокую ночь. Не может обычная мышка так спокойно вести себя, когда великанша дает ей лакомство, приводить детей, чтобы она их тоже угостила, приходить на следующий день и спокойно сидеть и смотреть на нее. И самое главное, не может обычная мышь показывать человеку путь к своему домику и не может благодарить Линду на мышином языке. Как будто она понимает, что должна так делать.

Линда молниеносно надела джинсы и сапоги, накинула на себя рубашку и, не застегивая ее, побежала на кухню. Она переживала, что родители проснутся из‑за того, что услышат, как она пробегает мимо их спальни. Но они крепко спали и не могли услышать, как скрипит пол в коридоре, когда их дочь пробегала по нему. Не услышали они и, как со скрипом открывалась дверь на кухне, которая вела на улицу, на задний двор.

Распахнув дверь, Линду сковала ночная прохлада. По кухне загулял ветер, развевая полотенца, занавески, как флаги на ветру. Птичка смотрела вперед и испугалась жуткой картины. Но это не помешало ей направиться к кукурузному полю, по пути застегивая рубашку.

Только выйдя из‑под карниза веранды, Линда за пару секунд промокла под холодным ливнем. Все тело начало дрожать от холода, побежали мурашки, волосы и одежда липли к телу. Синяя рубашка начала темнеть из‑за воды. Ливень был настолько сильный, что не позволял увидеть горизонт. Гром и молния каждый раз заставали Птичку врасплох. Холодный ветер дул ей в лицо, обжигая кожу. Но Линда бежала к полю, то оббегая лужи, то вступая прямо в них, разбрызгивая грязную воду во все стороны и намачивая нижнюю часть джинсов еще сильнее.

Добравшись до места, Линда нырнула в зеленый лабиринт. Руками она прокладывала себе путь, но из‑за ветра некоторые стебли наклонялись и словно мокрым хлыстом били ее по лицу, помогая ветру, тоже обжигали лицо. Хоть на улице и была глубокая ночь, вне зарослей кукурузы можно было что‑то разглядеть, а в самой кукурузе была полная тьма, которая освещалась яркими вспышками молний. Линде было достаточно одной‑двух секунд, чтобы разглядеть, что впереди, но куда именно бежать в такой суматохе, она не могла понять. Где же тот участок поля, на котором она впервые увидела мышку? Там она уже могла более‑менее понять, куда ей бежать. Но, увы, пока что ей приходилось блуждать в этом лабиринте, получая мокрые пощечины от кукурузных стеблей. Она была вся промокшая, замершая до такой степени, что пальцы на руках уже еле шевелились. Линда не знала, сколько она бегала по полю в поисках своей подружки, а иногда ей казалось, что она бегает по кругу. Попробуй что‑нибудь разбери в этой суете.

Хоть все тело и было мокрое от дождя, Линда поняла, что уже вся вспотела, а дыхание сбилось. В боку уже появилась боль, но великанша не собиралась бросать поиски. Маленькие черные глаза‑бусинки, которые мелькали перед ней, придавали сил. Но спустя какое‑то время Линда остановилась, держась рукой за бок и тяжело дыша. Другой рукой она пыталась убрать мокрые волосы с лица. «А что, если я ее раздавила?! Я столько бегала, смотря только перед собой, а под ноги даже ни разу и не взглянула. Повезло, если не раздавила, но пробежать мимо ее домика я тоже могла. Надо быть внимательнее и смотреть под ноги», – сказала Линда про себя и продолжила поиски. На этот раз тщательно смотря под ноги из‑за страха пробежать домик или раздавить мышку. Если уже не раздавила. Раздавить свою маленькую подружку было для нее куда страшнее, чем просто пробежать мимо мышиного шалашика. Так страх раздавить мышку стал первым, чего она испугалась на этом поле в ту ночь, а то, чего она испугается во второй раз, ждало ее буквально в нескольких ярдах впереди.

Линда продолжала бежать, смотря на свои ноги и то, куда они ступают, слышала, как хлюпают сапоги, вступая в грязь. И вот, когда молния в очередной раз осветила ей путь, она увидела, что через несколько метров сквозь стебли виднеется пустой участок земли. «Вот это то место, где мы начали собирать кукурузу. А значит, где‑то уже близко и дом мышки. Но надо все равно внимательнее смотреть под ноги, может так случиться, что я бегу как раз по той тропинке, по которой вела меня мышка», – снова про себя сказала Линда и продолжила бежать, посматривая вниз. И в тот момент, когда Птичка выбежала на пустой участок, смотрела она так же под ноги и не увидела, во что такое твердое она ударилась.

Стукнувшись обо что‑то твердое лбом, Линда упала спиной в грязь. Все тело еще сильнее начало замерзать от холодной и мокрой грязи, которая, словно миллион маленьких сосулек, впилась в кожу и начала растекаться по рубашке и под ней. Птичка поднялась и села на холодную землю, потирая лоб в месте удара и слегка постанывая. Но когда она открыла глаза, то она моментально забыла про боль во лбу, потому что все ее тело сковал страх и ей уже было не до боли. Перед ней стоял человек, как минимум шесть футов ростом, в черных лохмотьях, которые служили ему одеждой. Эти лохмотья ветер развевал в разные стороны. Вся его одежда была разорвана и разрезана ножом. На его голове была старая, то ли черная, то ли темно‑синяя мужская шляпа с широкими полями, которая таинственным образом не слетала с его головы в такой жуткий ветер. Шею покрывал старый шарф. Его лицо было каким‑то серым и выглядело оно таким пухлым, словно этот человек должен весить больше четырехсот фунтов. Но несмотря на пухлое лицо, руки его были до ужаса худые. Но это не самое страшное. Страшнее то, что он держал на своих плечах. Поддерживая рукой деревянную ручку, странный человек держал косу. Этот человек смотрел на Линду пустыми черными глазами и улыбался ей зашитым ртом. Он был зашит так, что он мог только улыбаться.

Испуганная Птичка уже набрала полную грудь воздуха, чтобы извлечь протяжный крик. Но тут молния осветила этот участок, и Линда успокоилась. Пугало. Перед ней стояло пугало. Молния пролила свет на этого «человека» в лохмотьях и с косой на плечах. Вместо головы был мешок, набитый соломой, что и придавало лицу пухлый вид. А рот был вышит ниткой в виде улыбки. Молния также осветила деревянный скелет пугала, который Линда увидела сквозь рваные дырки в лохмотьях.

Линда начала подниматься с холодной земли, как вдруг увидела рядом с единственной деревянной и худой ногой маленького, лежащего в грязи зверька. Птичка подошла поближе, нагнулась и хотела уже взять зверька в руки, чтобы получше его рассмотреть, как ее настигла тоска.

– А вот и папа‑мышь, – шепотом произнесла великанша и встала. – Скорее всего, он шел к своей семье, а это значит, что я уже близко.