Смертоносная зона. Остросюжетный детектив
Портье на ресепшн беспокойно поглядывал на часы. Куда запропастились полицейские? От ближайшего участка до отеля от силы двадцать минут езды. Этих так называемых блюстителей закона только за смертью посылать… Кажется, именно так, выражаются русские постояльцы. У них есть поговорки на все случаи жизни. А сегодня смерть пожаловала сама, никто ее не звал. Боже мой! Какой кошмар! Кто приедет сюда отдыхать после такого печального события? А кто не доглядел? Кто не сумел обеспечить безопасность? Ясное дело – кто. Что ни случись – виноваты служащие отеля. И в первую очередь, конечно, он, Янис Теодоракис, дежуривший сегодняшней ночью.
От волнения бедный портье ежеминутно протирал лоб салфеткой, которая от частого использования готова была вот‑вот превратиться в замусоленную тряпку.
– Ну, где вас черти…, – чуть не брякнул он, увидев двоих полицейских, которые внезапно появились в холле из‑за колонны, но вовремя прикусил язык.
Кристос решительно вышагивал впереди. Фрэнки семенил сзади, старательно втягивая живот на ходу. Быстро передвигаться мешали узкие брюки и массивная пряжка на ремне, съехавшая на бок, под ребро.
– Ну, где труп? – деловито спросил у портье молодой полицейский, словно был за старшего.
– Она, то есть оно… тело…
– Отставить мямлить! Доложите обстановку!
Фрэнки лишь усмехнулся в спину своего подчиненного. Раскомандовался… Птенец! Ладно‑ладно. Посмотрим, как ты зачирикаешь, когда труп увидишь… Сразу кураж слетит.
– Ну! – рявкнул Кристос.
От грубых окриков у портье задрожали руки и полезли на лоб глаза. Бедняга утратил дар речи и теперь что‑то бессвязно мычал, отчаянно жестикулируя за стойкой.
– Давай, дружище, не суетись, показывай, где и что тут у вас стряслось, – наконец вмешался Фрэнки. Он умел расположить к себе людей и беспрепятственно вытягивал из них любую информацию. Старый проверенный приемчик. Раскрой любой детективный роман. А молодежь ни черта читать не хочет. Юный напарник, поди, и газет‑то никогда в руках не держал…
Робкий служащий отеля внезапно осмелел и отрапортовал довольно‑таки уверенно.
– Оно… Он, труп женщины, значит, на берегу, у пирса… Его волной вынесло около часа назад. Обнаружил один из работников пляжа, когда лежаки в штабеля укладывал. Я лично сразу предпринял необходимые меры – небольшое оцепление выставил из наших сотрудников, чтобы отдыхающие не затоптали следы. Хотя это и не входит в мою компетенцию. Мое дело – принять и разместить гостей, а на пляже пусть с ними служба безопасности разбирается. И вам позвонил по собственной инициативе, как только узнал. Так, что возьмите «на заметку», пожалуйста, – у нас, в пятизвездочном отеле, работают только высококлассные специалисты. Моя фамилия Теодоракис. Янис Теодоракис. Вы уж при руководстве не забудьте подчеркнуть. При случае. Буду признателен, очень признателен…
Портье вышел из‑за стойки и заглянул в подсобное помещение.
– Иди, смени меня, Касапис, – тихо он бросил кому‑то, просунув голову в проем.
– А вы сюда, господа, за мной пожалуйте. Нет, нет, сюда… через черный ход. Пройдем незаметно вдоль забора. Не надо привлекать излишнее внимание…, а будем идти мимо обвитой плющом веранды, пригните головы. Там сегодня концерт, полно народу…
– Прекратите, трещать, как попугай. Вы бы лучше за своими постояльцами приглядывали, – грозно цыкнул на него Кристос. – Что‑то я табличек с предупреждениями не вижу…
– Ну, как же, как же, господин полицейский. Вот, прямо у входа. Крупными буквами написано: «Купаться в ночное время строго запрещено». Убедитесь сами. У нас тут полный порядок. Лежаки и матрасы всегда убираем. И даже стальной цепочкой территорию пляжа огораживаем! Только им, нарушителям то есть, никакие заслоны и никакие таблички – не преграда! Хоть баррикаду сооруди! Все равно пролезут…
– Так‑так‑так, – пробормотал Кристос, не зная к чему еще можно придраться.
– Я здесь вижу только указатели на английском и греческом языках… А где же по‑русски!?
«Оцепление», выставленное портье, состояло из двух малорослых сотрудников отеля, по виду – турецких граждан. Они бессмысленно ходили по кругу вдоль белой простыни, лежащей на песке. Однако, завидев полицейских в сопровождении начальника, застыли, как вкопанные, по обе стороны от накрытого тела.
Поодаль на пляже отиралась небольшая кучка зевак, привлеченных светлым пятном, маячившим в темноте. Подойти ближе отдыхающие не решались. Любая попытка пресекалась грозными выкриками на непонятном для них языке. Но и уходить, никто не уходил.
Служащий отеля ожесточенно замахал всем присутствующим руками, чтобы проваливали по добру по здорову.
– Расходитесь, расходитесь, господа. Здесь ничего интересного нет. А сегодня прекрасная вечерняя программа. Специально фокусника из Москвы пригласили. Идите, идите, пожалуйста, к бассейну.
– Не надо никого прогонять, дружище. Теперь уж поздно – шило в мешке не утаишь. К тому же, среди них могут оказаться свидетели, – вмешался Фрэнки.
Он неспеша подошел к месту преступления и отдернул простыню. Кристос последовал за ним и бесстрашно взглянул в лицо утопленнице из‑за плеча.
– Мария! Мария! – вдруг заорал он дурным голосом и опрометью бросился в соседние кусты.
Апрель 1994, Нижнекамск, Россия
Публика в актовом зале разразилась громовыми аплодисментами, когда у входа, наконец, появилась чета Сологуб, рука об руку.
Супругу юбиляра Веру Прокофьевну усадили на почетное место в первом ряду, а Алексея Ивановича попросили пройти на сцену, в президиум. Там уже сидели в томительном ожидании передовики производства и самые важные гости: Генеральный директор, Председатель месткома и бывший партийный секретарь, ныне руководитель отдела кадров, по совместительству – заведующий складскими помещениями. В центре, восседал неприметный мужчина в темно‑сером одеянии. Мрачный тип по‑хозяйски откинулся на спинку стула и сидел, слегка раскачиваясь, закинув ногу за ногу. Время от времени он менял позу и нетерпеливо постукивал по полу пяткой. Судя по всему, это и был представитель городских властей, которого специально пригласили на банкет.
Накануне по случаю праздника сцену очистили от хлама – старых транспарантов с неактуальными партийными лозунгами и поблекших бумажных гвоздик, оставшихся от последней ноябрьской демонстрации. Заодно и бронзового Ильича снесли в подсобное помещение. Пожилой завхоз лично протер и накрыл бюстик фланелевой тряпочкой, чтоб не пылился. Такими вещами разбрасываться, где попало, нельзя, вдруг еще пригодится.
