Сон и явь. Перепутье

Глава 1

 

Мою жизнь поставили на паузу. Два года я существую, словно овощ. Работаю, чтобы прокормить себя, и много сплю, чтобы не оставаться наедине со своей душевной болью. Какой дурак сказал, что время лечит? Я продолжаю умирать изо дня в день и не вижу этому конца и края. Никакие походы к специалистам не помогли мне выбраться из личного ада. Я продолжала и продолжаю гореть.

Если в первые месяцы после смерти родных, я пыталась избавить себя от мучений, делала все, чтобы покончить с болью и наложить на себя руки, то сейчас я свыклась со своими страданиями, приняла их в надежде, что жить мне придётся недолго. Меня клали в лечебницу, когда я пыталась покончить с собой. Но результат был одинаковым – как только я выходила, через время снова попадала в больницу. Целый год я проходила реабилитацию. Со мной разговаривали десятки специалистов. Я понимала, что они хотят донести до меня, слышала их, но ничего не могла с собой поделать. Всегда презирала таких людей, как я. Не понимала, как можно так легко распрощаться со своей жизнью, не ценить её. Поэтому, когда они говорили со мной, я осознавала, что они хотят от меня, что хотят донести до моего сознания. Но как только оказывалась один на один с собой и вспоминала, что осталась во всем мире одна: ни родителей, ни сестры, ни жениха, с которым мы должны были так скоро пожениться, я срывалась. И лишь однажды, когда мне приснилась мама, я успокоилась. Она горько плакала, обнимала меня, умоляла остановиться, говорила, что ей больно. Я понимала, что это всего лишь сон, но он подействовал на меня лучше любых психологов и препаратов. Теперь, каждый раз, когда я задумывалась о том, чтобы что‑то с собой сделать, я вспоминала слёзы мамы, и все мысли как рукой снимало.

Весь этот год за мной ухаживала подруга мамы. Они вместе выросли в детском доме, и эта женщина прекрасно понимала, что такое – остаться одной. Она приняла меня в свою семью, и не смотря на весь ужас, который ей приходилось со мной переживать, продолжала за мной ухаживать. Если бы не она, возможно я бы умерла от обезвоживания и голода. Я не ухаживала за собой, сутками на пролёт смотрела в одну точку и выла от боли, которая выворачивала меня наизнанку.

Когда, спустя год, я начала приходить в себя, когда вдруг у меня появились вновь потребности в еде, питье и прогулках на свежем воздухе, Елена – подруга мамы, предложила мне заняться фотографией. Она была фотографом и зарабатывала на этом хорошие деньги.

После смерти родителей, у меня ничего не осталось. Мы жили небогато. Снимали небольшой дом на побережье, папа с мамой работали, обеспечивали нас и оплачивали обучение в университете. Я была на втором курсе юридического, когда произошла авария, и после случившегося больше не появлялась в стенах учебного заведения. Да и появляться там больше не планировала. Во‑первых, у меня не было финансовой возможности обеспечить себе обучении, во‑вторых, юрист – это была не сбывшаяся мечта моей мамы. Поэтому, когда Елена предложила мне такой способ заработка, я обрадовалась. Мне нужна была лишь практика. Люди не требовали от образования, чтобы нанять тебя для фотосессии, и это было большим плюсом. Женщина отдала мне свой старый фотоаппарат и начала брать меня с собой на съёмки. Я работала бесплатно, обучалась у неё навыкам владения фотоаппаратом, а по вечерам училась обрабатывать фотографии. И в этой суете дней, я не заметила, как пролетели ещё полгода моей жизни.

За это время у меня появились свои клиенты, они рассказывали про меня своим друзьям, те – своим. Когда сарафанное радио стабильно заработало, и я начала зарабатывать деньги, я поблагодарила женщину и её семью за колоссальную помощь, которую они мне оказали, а после съехала от них. Сняла на окраине комнату у старушки за небольшие деньги. Женщина оказалась душевным человеком. Я любила сидеть с ней по вечерам на балконе, смотреть вдаль, где за крышами домов скрывалось море, и говорить обо всём на свете. Она тоже потеряла сначала мужа, потом дочь и осталась совсем одна. Две разбитые души нашли друг друга. Только наше отличие было в том, что она продолжала улыбаться, и находить в жизни вещи, которым могла радоваться. И я старалась у неё этому научиться. Но не получалось.

Прошло полгода, как я у неё жила. Я работала, оплачивала комнату, покупала продукты и копила деньги на новый хороший фотоаппарат. Купила себе лишь однажды два платья и кеды. И то только для того, чтобы презентабельно выглядеть перед клиентами.

– Леди, – так ко мне обращалась миссис Лоран. – На соседней улице открылся бар, где можно послушать живую музыку и потанцевать. Я приглашаю.

– Спасибо, но я не танцую.

Раньше танцевала, обожала всей душой, но вот уже как два года я невольно держу траур. Я пыталась пару раз сходить с Еленой повеселиться, но мне становилась так дурно, что уже через полчаса я сбегала из заведения.

– Тогда послушаешь музыку. Не отказывай старой женщине. Тем более, я могу напиться и заблудиться. Ты же не хочешь, чтобы я заблудилась?

– Не хочу, – смотрю на неё с умилением. Она такая живая, невероятная и свободная. Завидую ей.

– Тогда собирайся, я жду тебя через десять минут у выхода.

Я отключаю компьютер, купленный мной с рук парнишки, которому срочно нужны были деньги, накидываю на себя лёгкий кардиган и выхожу из комнаты.

Уже через пятнадцать минут пешей прогулки, мы оказываемся перед тем самым баром, о котором говорила миссис Лоран. Сквозь окна я вижу задорно танцующих людей возраста моей спутницы. На душе становится теплее. Сев за свободный стол и сделав заказ, я удобнее устраиваюсь на диване, а старушка тут же бежит на танцпол. Наблюдаю за всем с приятным привкусом на душе, а мыслями возвращалась ко дню, когда мы познакомились с Лукасом.

Мы с сестрой гуляли по набережной, как всегда, заливались смехом, так как Лиана в очередной раз над кем‑то весело подшутила. Вдруг мы услышали музыку – двое ребят принесли колонки и включили их посреди дороги. Они начали зазывать всех танцевать, и мы с сестрой были одни из первых, кто выбежал на так называемый танцпол. Не знаю сколько времени мы кружились в танце, но в один миг кто‑то поймал меня за руку и развернул к себе. Так я и встретилась с Лукасом. Он сказал, что наблюдал за мной весь вечер и больше не мог терпеть и хотел познакомиться. Его зелёные глаза обаяли меня с первых секунд, я улыбалась, хоть и пыталась сделаться скромнее. Я назвала ему своё имя, он – своё. И оставшийся вечер, они вместе с братом гуляли вместе с нами.

Почему‑то сейчас, смотря, как парочки в пожилом возрасте танцуют под джазовую музыку, я вспомнила именно этот вечер. Вечер, когда закрутились отношения, которые делали меня самой счастливой на свете. Я чувствовала себя окрылённой, влюблённой. И даже спустя год отношений, это чувство никуда не исчезало. Мне кажется, если бы не трагедия, моё счастье с ним длилось бы ещё долгие‑долгие годы.

Возвращаемся мы домой с миссис Лоран под утро. Как и предполагалось – она хорошенько выпила и всю дорогу веселилась, шатаясь из стороны в сторону. Сложно объяснить своё восхищение этой женщиной. Смотря на неё, я думаю лишь об одном – если мне суждено дожить до старости, то хочется только до такой, как у неё. Оказавшись дома, я укладываю её спать, иду в душ и ложусь спать. Завтра меня ждёт волнующий день. Благодаря мужу Елены меня пригласили фотографом на открытие новой выставки. Засыпала я в предвкушении этого момента, так как в последний раз была на выставке в детстве с мамой. И это были прекрасные воспоминания о ней.