Спрятавшиеся в темноте. Том первый. Блеск и отражения

Когда пароход отдалился от берега, перед хвостовами открылся вид на пристань. Стало отчётливо различима громада лесов, обступавших её. Пристань выглядела как кусок земли, отвоёванный у природы. Клацали механизмы, свистели трубы, галдели моряки. Белый пар поддерживал жизнь, и с какой силой!

Лестор, смотревший вместе с другими в сторону берега, подумал, что все механизмы, сверкающие холодным металлическим блеском, похожи на огромных неуклюжих весенних жуков, в детстве он ловил таких. Они смешно переворачивались на спинку и яростно махали лапками. Тогда это казалось ему смешным, а сейчас, вспоминая несчастных жуков, историку вдруг стало не по себе. Детство эгоистично и жестоко, ничего не поделать. И эти механизмы точно так же, как весенние жуки, отчаянно махали лапками из стороны в сторону. В отдалении, когда эти действия видны вместе с суровой мощью леса, в них совсем не видно логики и последовательности. От этих размышлений Лестора оторвала Рика.

– Мы смотрим в разные стороны, – произнесла девушка.

Лестор оторвал свой взгляд от берега и проследил за взором Рики. Она смотрела вперёд, в бирюзовые воды моря.

– Не пройдёт и нескольких часов, как мы сможем увидеть мои родные берега, – с чувством продолжила хвостова. Её глаза были особенно выразительны в этот момент, а хвост дрожал от нетерпения. К ним подошёл Никки и молчаливо уставился в том же направлении, что и Рика.

– Принято, что домой возвращаться приятно, – промолвил Никки. – Вы изучали в Академии историю островов Лося? – обратился он к Лестору.

– Да, – немного помолчав, ответил историк.

Он помнил, что острова долго были независимым государством, основанным смелыми жёсткими мореплавателями. Им не нужна была плодородная земля, им нужно было убежище. Промыслом островитян долгое время было пиратство и путешествия в далёкие страны, откуда полупираты‑полуморяки привозили диковинные товары, стоившие баснословных денег. Сами же моряки платили за них зачастую своей кровью и даже жизнями. Нравы, обычаи, а затем и законы островов были под стать своим жителям – суровыми и жёсткими. Со временем моряки обзаводились жёнами, детьми, которые оставались ждать своих мужей, отцов и братьев. Развивалось земледелие. Скупая земля островов не хотела рождать привычные земледельческие культуры Ойокумены, но моряки привезли из далёких земель неприхотливый картофель и некоторые сорта зерновых, способных прижиться в условиях островов. Тогда каждая пядь земли стала по максимум использоваться землепашцами. Общество, облюбовавшее острова, становилось сложнее, но вместе с тем и сильнее. Государство, основанное морскими разбойниками, обзавелось вождём, клириками, задабривающими морских божеств, дипломатами, поражавшими соседей своей неотёсанностью и свирепостью. Время сглаживало углы, и ближе к современности уже не было дипломатов, на спор выпивавших бочонок эля и подписывающих бумаги крестиком. Пираты стали купцами, порой даже честными, а вождь – королём со своим двором, помощниками, подпевалами, всё как и в любой другой стране.

Но тяга к путешествиям осталась в крови островитян, и они строили большие корабли, способные вынести далёкие походы, моряки заплывали всё дальше и дальше в поисках богатств и чудес. Однажды корабль под названием «Дно русалки» вместе с роскошными тканями и коврами привёз ещё кое‑что. В Академии считалось, что это была болезнь, которая быстро распространилась на островах и даже попала на территорию строившейся тогда Империи. Имперцы, обладавшие более развитой наукой и медициной, смогли победить болезнь, а островитяне нет. Они умирали целыми семьями, портами, посёлками и даже городами. Невозможно точно сказать, сколько похоронных лодок уплыло на встречу с морским создателем за то время. Имперцы помогли островитянам сохранить жизнь, взамен забрав у них их независимость.

– Мнение академиков не изменилось о природе эпидемии? – как будто прочитав мысли Лестора, спросил представитель королевского островного рода. – Всё так же твердят, что двести лет назад «Дно русалки» привезло вместе с коврами болезнь, из‑за которой вымерло две трети населения островов?

– Никки, перестань. Лестор всего лишь окончил Академию, как и множество других людей, и не должен нести ответственность за каждую абсурдную идею, высказанную учёными, – вмешалась Рика.

– Я хороший историк, Никки, и изучал не только официальную версию. Кстати, историк по островам никогда не настаивал только на одной теории, – произнес в свое оправдание Лестор.

– Да, вы оба правы. Простите за резкие слова. Но каждый раз, когда я приближаюсь к родным землям, я чувствую боль. Когда я был мальчишкой, я выходил в море на пароходике, рассчитанном лишь человек на десять, так меня приобщали к братству моряков. Однажды нам пришлось переждать шторм в небольшой бухте. Море бесилось пару дней. Мне было скучно, и я уговорил своего воспитателя, дядьку, пройтись по берегу бухты. В зарослях мы нашли похоронную ладью. Она почти сгнила… Как и тот, или те, кто в ней отправился в последний путь. Так я познакомился с эпидемией. Вы можете себе представить, это произошло двести лет назад, но до сих пор можно найти ладьи! Тот корабль, «Дно русалки», плавал под парусами, а капитаном был старый пьяница‑весельчак. Он никогда не плавал дальше Восточных Пределов. До тех берегов плыть не более месяца. Сколько подобных путешествий было совершено до этого рокового? И почему в Восточных Пределах эпидемии не было? Говорите, что хотите, но эта болезнь имела другой характер.

– Магический, – мрачно закончила за брата Рика. – Имперцы не ответственны за дела своих предков, да и навряд ли были в курсе.

Лестор всматривался в бирюзовые воды моря. Он знал, что многие островитяне, да и имперцы тоже, считали, что эпидемию на Лосиные острова наслали маги из Империи. Это была одна из причин, которая повлияла на введение запрета на магию и на борьбу с ней. Императора, при котором острова вошли в Империю, звали Тагтор. Согласно хроникам, он был хитрым, жестоким, холодным и очень расчётливым хвостовом. Его прозвали Бесхвостым, так как казалось, что его разум жил отдельно от хвоста. Долгое время его советником был маг, которого знали под именем Филин. Его высокомерная, вечно недовольная физиономия непременно была рядом с императором в моменты его триумфов, но после присоединения островов внезапно куда‑то пропала. Покончив с внешними врагами и создав большую сильную Империю, Тагтор занялся врагами внутренними. Магию признали вне закона, политика государства встала на путь всё громче заявлявшей о себе механики, а Филин без вести пропал. Власти говорили, что он был казнён за преступления перед государством, но никто его казни не видел, и упорные слухи о том, что старый Филин бежал, долго бродили внутри общества. До сих пор никто не решился дать однозначный ответ касательно судьбы мага.

– Эта теория ничем не хуже других, но какая сила нужна была для магического вызывания эпидемии? Если бы маги обладали такими силами, хвостовы могли бы уже перестать существовать как вид, вымерли бы в ходе своего развития, которое сопровождалось и сопровождается, как известно, войнами, распрями, восстаниями, и тому подобное. И если маг Филин был настолько сильным, то как удалось его свергнуть? – произнёс Лестор.

Потомки царственных Териусов молчали, историк тоже. Истории, подобные той, которую обсуждали хвостовы, всегда окутывало множество тайн. Возможно, эту тайну мог бы раскрыть император Тагтор, или его помощник‑маг, или даже капитан «Дна русалки», но их давно не было на свете, так что тайна по сей день оставалась тайной.