Суета сует
Между ними установилось четкое распределение ролей. Золушка была лидером, а он при ней в роли подручного. Получив задание от очередного заказчика, они добиралась на метро до определенной станции, затем она исчезала в неизвестном направлении. Спустя час‑два и больше Золушка внезапно появлялась, как бы кристаллизуясь из воздуха, в прекрасном настроении, с горящими глазами, на щеках румянец, руки горячие. Когда они возвращались домой, не успев закрыть за собой дверь, она бросалась на Толю, как голодная собака на свежее мясо, кусала губы до крови, царапала кожу длинными ногтями, в экстазе притягивая друга к себе. Потом она сутками спала, свернувшись в клубок, как маленький ребенок, а проснувшись, медленно возвращалась в действительность. О том, чем она занималась, пока он ждал ее, словно верный пес, у какого‑нибудь памятника, на лавочке в скверике или на выходе из метро, можно было только догадываться. Криминальная хроника практически не проскальзывала в сводки по радио, в ежедневные газеты и телевизионные новости.
В последний раз Золушка спала дольше обычного, несколько раз она просыпалась, звала к себе Анатолия посидеть рядом, вновь засыпала, подложив его ладонь себе под голову.
– Спасибо тебе, рыцарь мой, за помощь верную, – Золушка постаралась придать своему голосу оттенок романтичности. – У меня для тебя хорошая новость: Хромой дает мне отпуск, мы с тобой едем в Крым, на заслуженный отдых. Что скажешь?
Анатолий пожал плечами, не выказывая особой радости.
– Не знаю. Когда ты собираешься закончить свое ремесло? Ты постоянно рискуешь жизнью, у тебя нет планов на будущее, мы с тобой проводим время в ожидании очередного вызова. Каждый раз, когда ты уходишь, мне кажется, что мы больше не увидимся. Мне скучно, надоело целыми днями ходить от одной стены к другой. Мелкие поручения Хромого тоже надоели: пойди туда, передай тому, принеси оттуда.
Золушка удивленно посмотрела на Толю:
– Я почему‑то думала, что ты доволен жизнью. Не надо торопиться на работу, денег хоть отбавляй, живем в центре, до метро рукой подать, никаких забот.
– Научи меня делать твою работу, а вдруг получится.
– Не сможешь, кишка тонка. Одно дело, нарезать колбасу, а другое – резать человека, как свинью, или протыкать, как воздушный шар. Самое главное, не заклиниваться на увиденном, иначе в психушку попадешь.
Анатолий знал, что она права.
– Ты мне рассказала, как убила того «карася». А что было дальше, как ты стала профессионалом?
Золушка неохотно ответила:
– Я расскажу, но при одном условии.
– Да, я знаю, никому и никогда.
Девушка утвердительно кивнула головой.
– Я встретила Хромого в тот самый день, когда рассчиталась с «карасем».
– Из огня да в полымя.
– Не совсем. В отличие от садиста, Хромой не пытался ко мне приставать, предлагать постель и прочее. Он увидел меня, когда я, как полоумная, шла по улице, не замечая, что одежда, руки и лицо – все в крови. Хромой привел меня к тете Клаве, она позаботилась обо мне, как о родной дочери, помыла, переодела, накормила и посоветовала не обращаться в милицию. У нее я прожила несколько дней не высовывая носа, пока не пришел Хромой и рассказал, что в убийстве обвинили малолетку, но как самозащита, таким образом, дело не получило дальнейшего хода.
– Так ты стала Золушкой, только принца не хватает.
– Кончай вредничать. Ты мой принц, вот тебе хрустальная туфелька.
Девушка резво швырнула в него домашней тапочкой, Толя с трудом успел уклониться от «стеклянного» предмета, который мягко шлепнулся о стену.
– Лучше рассказывай дальше, – миролюбиво предложил он, посадив подружку к себе на колени.
– Недели через две после знакомства мы с Хромым поехали электричкой в маленький поселок, километров пятьдесят от Москвы. Неказистое место, у тех, кто побогаче, шифер на крышах, во дворах живность, куры, свиньи и прочее. Зашли мы в один такой двор. Грязищи! К счастью, деревянный настил от калитки прямо к дому ведет. Заходим, а там старичок в кресле дремлет под звуки радио «Маяк», как раз позывные звучат. Хромой мне подмигивает: смотри, что сейчас будет, наклоняется к старичку и во весь голос кричит: «А теперь перед вами выступит знаменитый маэстро Декалон!» Старичок вскочил, словно невидимая пружина выбросила его из кресла, и махнул рукой. Нож со свистом пролетел в воздухе, лезвие почти до половины вошло в деревянную стенку, рукоятка дрожит в воздухе, как рыбий хвост.
Декалон оказался бывшим циркачом, метателем ножей. После того как он окончательно проснулся, угостил чаем и рассказал пару баек из цирковой жизни, повел нас в переделанный под мастерскую сарай. Такое нигде не увидать: стены мастерской сверху донизу увешаны ножами разной величины, рукоятки ручной работы и клинки на выбор – прямые, кривые, короткие, длинные, широкие, тонкие, как спица. Не сарай, а музей.
Декалон не только один из лучших в мире метальщик ножей, просветил меня Хромой, он еще и мастер по изготовлению холодного оружия.
Бывший циркач с дурацким поклоном протянул мне нож, который на первый взгляд выглядел вполне обычно: матовое лезвие, покрытое тонкими насечками, рукоятка из шершавого дерева, волнистая на ощупь.
– Что в нем особенного? – Я осторожно провела пальцем по острию лезвия.
– Попробуй, узнаешь, – предложил Декалон.
Я, недолго думая, метнула, вернее сказать, бросила нож в сторону деревянного столба, подпирающего крышу сарая.
Нож, не долетев нескольких сантиметров до столба, взмыл вверх и воткнулся в потолок.
Я удивленно посмотрела на Декалона:
– Он что, управляемый, как радиомодель?
Хозяин поставил меня возле стены, приказал не двигаться, отошел на несколько шагов, поднял руки и одновременно выбросил кучу лезвий. От страха я зажмурила глаза, вот‑вот наделаю в штаны, слышу мелкую дробь втыкающихся ножей, тах‑тах‑тах. Когда наступила тишина, я осторожно открыла глаза, хочу и не могу оторваться от стены, Декалон буквально пригвоздил меня лезвиями к доскам, как он сказал, его коронный номер в цирке. Когда я у него осталась в качестве ученицы, он много рассказывал о цирковых гастролях, поездках по стране, встречах с известными цирковыми артистами, как в далекой Сибири влюбился в зрительницу, дочку местного партийного бонзы, короче, массу интересных историй.
– Я начинаю тебя бояться, – то ли шутливо, то ли всерьез заметил Анатолий, – случится, разозлишься на меня, метнешь железяку, не успею глазом моргнуть, как ангелочки понесут меня в небесную высь.
– Не волнуйся, дорогуша, для тебя припасен особенный нож.
– Какой?
– Он не убивает, а кастрирует.
Анатолий перевел взгляд на Никитина, майор смотрел на него выжидающе.
– Вы что‑то спросили, товарищ майор? Я задумался.
– Не спросил, а предложил, задуматься тебе есть над чем, пять лет тюрьмы минимум.