Сыщики с Пэлл Мэлл

Кантвелл обернулся ко мне:

– Не думаю, мой друг. Меня очень насторожила внезапность, ведь внезапного ничего не бывает на свете. Он не мог просто так взять и умереть, обладая хорошим здоровьем.

– Я это тоже заметил, – произнес сержант, – но это дело поставило меня в тупик и я решил обратиться к вам.

– И правильно сделали, – сказал Кантвелл.

– Вы допросили всех в доме? – спросил я.

– Да, всю прислугу, которая была в тот день, мы допросили. Они ничего толкового не сказали. Правда, осталось одна служанка, которую мы не успели расспросить, у нее был вчера выходной.

– Превосходно, мы допросим ее, – где она сейчас?

– Сегодня у нее рабочий день, она в доме.

– Ну что Флетчер? – сказал Кантвелл, – я нахожу это дело очень интересным. Рассказывать о нем попросту бессмысленно, нужно самим поехать, осмотреть и допросить людей. Вы едете со мной?

– Разумеется, – сказал я.

Хьюго Доновиц улыбнулся:

– Я знал, что вы, господа, обязательно поможете мне.

Я натянуто улыбнулся сержанту, а Кантвелл засуетился и бросился одеваться.

Через пять минут мы втроём сидели в полицейской машине мчавшей нас на Кэнонс Парк. Стояло холодное и пасмурное утро, то и дело накрапывал дождь. Всю дорогу мы с Кантвеллом обсуждали предстоящие скрипичные концерты, и выбирали куда нам следует пойти. Итан хотел послушать произведения Вивальди, а я отдавал предпочтения скрипке Паганини.

Через двадцать минут мы уже были на противоположном конце Лондона и шли вслед за сержантом Доновицом.

Дом номер три по Кэнонс Парк сильно выделялся от остальных мрачноватых построек. Он был выполнен в стиле Палладио. Дом был из белого кирпича, а весь фасад обвивал плющ. Около входа росли два аккуратно выстриженных куста. Позвонив, нам открыла служанка, мы представились и вошли в дом. Небольшой коридор вел на кухню и в столовую. Слева от нас была огромная деревянная лестница, которая вела на второй этаж. Она поразила меня своими размерами и величественностью. Доновиц указал нам следовать за ним. Мы поднялись по лестнице и попали в недлинный коридор, освещенный лампами, стилизованными под старинные подсвечники. На втором этаже было всего три комнаты, две справа и одна слева. Мы зашли во второе помещение. То был относительно небольшой, но уютный кабинет. Справа от нас находился глубокий камин с дубовой полкой, слева старый захламленный секретер, а прямо напротив двери письменный стол и яркое красное кресло. На полу лежал пестрый персидский ковер. Итан Кантвелл оглядел помещение и спросил у сержанта:

– Где вы нашли труп?

Доновиц прошел на середину комнаты, и сделав шаг чуть‑чуть вправо остановился:

– Здесь сэр.

Итан большими шагами подошёл к месту и опустившись на колени принялся рассматривать ковер. На несколько секунд мне показалось, что Кантвелл застыл около ковра, но буквально через мгновение тот встал и спросил:

– Вы уверены, что на трупе не было никаких ран?

– Уверен.

Я произнёс:

– Вы осмотрели комнату?

– Конечно. Но, ничего интересного не нашли.

Посмотрев пренебрежительно на сержанта, решил сам оглядеть помещение.

Я подошёл к секретеру и увидел, что на нём навалены куча различных бумаг. Осмотрев их, я понял, что половина, это различные счета, погашенные кредиты и приглашения на различные светские мероприятия. Я пробежался по бумагам, и оставив секретер в покое, осмотрел письменный стол, там валялись листочки для записей, две перьевые ручки, марки, серебряные флакончики. Я не нашел там ничего интересного и перешёл к изучению камина. Подойдя к нему, я увидел, что золу очень давно не убирали. Я присел на корточки и стал рыться в камине. Через несколько минут я радостно присвистнул и извлёк из камина маленькую обгоревшую бумажку. Видимо, то что я нашел, было частью какого‑то письма, написанного вручную и притом просто каллиграфическим почерком. На бумажке была написана фраза чем‑то похожая на «к другу» или «к другому», разобрать было очень сложно. Я протянул свою находку товарищу, он как раз закончил изучать ковер. Тот пристально посмотрел бумажку и заключил примерно тоже что и я.

– Флетчер, эта запись в дальнейшем может нам очень хорошо пригодится. Сохраните ее.

Я достал из кармана конверт и аккуратно положил бумажку туда.

Кантвелл выглядел очень бодрым, видимо он был удовлетворен осмотром. Затем мы вышли из кабинета и решили поговорить со служанкой.

Мы спустились вниз по дубовой лестнице и Доновиц сказал:

– Джентльмены, допросите пожалуйста миссис Тюд, мне нужно ехать, сегодня очень много дел. Если узнаете что‑то новое, то телеграфируйте мне.

Он по привычке отдал нам честь и быстро покинул особняк.

Прикрыв за ним дверь, мы подошли к пожилой служанке, которая смахивала пыль с картины. Я спросил у нее:

– Мадам, можете ли вы уделить нам пару минут?

Женщина подняла на нас свои маленькие крысьи глазки и проговорила:

– Разумеется, господа.

– Вы миссис Тюд, верно? – произнес Кантвелл.

Горничная качнула головой и пригласила нас в столовую. Столовая была длинным и узким помещением, посередине которого стоял стол, вокруг находились деревянные резные стулья, а на стенах всюду были развешаны оленьи рога. Также, в левом углу находился шкафчик с чайным сервизом и хрустальными рюмками, которые по всей видимости были предназначены только для важных случаев.

Усевшись на стул, Кантвелл произнёс:

– Расскажите пожалуйста про владельца этого особняка. Каким он был хозяином?

Женщина вздохнула и всплеснула руками:

– Джентльмены, это очень большой грех жаловаться на своего господина, но я скажу вам чистую правду, ведь я каким – то образом помогаю следствию. Он был очень вспыльчивым мужчиной. Я служу в его доме уже двадцать пять лет и его характер не изменился за это время.

– В чем это выражалось?

– Он мог вскипеть из‑за любой мелочи, но руку на нас не поднимал, иначе бы ноги моей здесь не было, ведь я не терплю такого отношения к себе, – протараторила она.

– Вы не знаете, с кем он общался, дружил?

– Понятия не имею. Он не посвящал нас в свои дела. Об этом вы можете поговорить с его женой.

– Хорошо, мэм. Вы не замечали ничего подозрительного в день совершения убийства?