Тайна старой газеты
Надежда схватилась за сердце, а потом почувствовала, что земля буквально уходит у нее из‑под ног. Чтобы не упасть, она прислонилась к злосчастному тополю, который, надо сказать, оказался вообще ни при чем, и с содроганием смотрела, как пыль тихо оседает на асфальт. Да уж, после такого вряд ли кто выживет…
Это что же выходит – вместо того, чтобы спасти человека от неминуемой смерти, Надежда буквально подтолкнула его к краю пропасти? Если бы не она, если бы не ее вмешательство, Семен Семенович был бы жив и здоров, успел бы на автобус и ехал бы сейчас на работу…
К остановке, а точнее, к тому, что от нее осталось, уже бежали люди – несколько работяг в строительной униформе и мелкий начальник в аккуратной куртке и оранжевой каске. Столпившись вокруг упавшего блока, они горячо о чем‑то заговорили, перемежая свои слова непечатными выражениями. Судя по бурной жестикуляции, суть их дискуссии сводилась к двум традиционным вопросам – что делать и кто виноват. Или в обратном порядке.
Среди этих обескураженных мужчин Надежда Николаевна заметила единственную женщину, видимо, случайно проходившую мимо. Средних лет, в темно‑синем пальто с высокой прической, модной лет сорок назад среди некоторых ответственных дам. В народе такую прическу так и называли: «Хала директорская». Надежда вспомнила, что такую «халу» носила директриса школы, в которой она училась до девятого класса, и была та баба такая злобная и противная, каких еще поискать. Извела молодую литераторшу и добилась отчисления из школы двух мальчишек, которые пририсовали к портрету Ленина, висевшему в ее кабинете, пышную шевелюру и усы. Двух идиотов нужно было просто выпороть, директриса же устроила из мелкого хулиганства политическое дело с вызовом родителей на педсовет и приездом чиновницы из РОНО. Кстати, чиновница оказалась такой же сволочью, так что у отца одного из парней были потом крупные неприятности. Надежда до сих пор содрогалась, вспоминая, как орала директриса и трясла своей прической. И до того высоченная была эта «хала», что никакая шапка на нее не налезала, и директриса всегда носила легкий прозрачный шарфик – газовый, как тогда называли.
Так вот женщина, которая стояла возле места гибели несчастного Семена Семеновича, тоже была без головного убора, хотя стоял конец ноября и на улице было холодно. Ее лицо показалось Надежде смутно знакомым. Спасаясь от пронизывающего ветра, она натянула поглубже капюшон куртки и попыталась вспомнить, где могла видеть эту женщину, но безуспешно.
Впрочем, Надежда Николаевна и не очень старалась – ее мысли были заняты трагическим происшествием и чувством собственной вины. Ведь если бы она не приехала сюда и не заставила Семена Семеновича уйти с остановки, он не оказался бы возле стройплощадки и не был бы убит упавшим бетонным блоком…
Надежда покосилась на старый тополь. Тот стоял на прежнем месте, слегка покачиваясь под порывами ветра, но и не думал падать… Так с чего она взяла, что дерево упадет? Только с того, что прочитала об аналогичном происшествии в газете сорокалетней давности…
Надежда понимала, что об этом никому нельзя сообщать. Ей и самой такое объяснение кажется смехотворным, а другой человек подумает, что она сошла с ума! Да, но покойного звали Семеном Семеновичем, как и героя той заметки… это не может быть простым совпадением!
А чем еще это может быть?
Бред какой‑то… совершенная ерунда…
Хотя… какая‑то мысль безуспешно пыталась пробиться на поверхность ее сознания, но Надежда Николаевна была так расстроена и растерянна, что мысль оставила свои попытки и затаилась где‑то глубоко в голове.
Работяги стояли в растерянности, прораб перестал орать на спустившегося крановщика и звонил кому‑то по телефону. Послышались звуки сирен, мимо Надежды проехали две полицейские машины и «скорая помощь», и она встрепенулась.
Сейчас место происшествия оцепят и начнут опрашивать свидетелей. А кто свидетель? Да она же, Надежда. Кто виноват, выяснять будут потом, а пока ее запишут как свидетеля и будут таскать на допросы.
А что она им скажет? Ведь ее первым делом спросят, что она делала на этой богом забытой улице Трубоукладчиков (черт бы побрал их всех вместе со Станкостроителями). А ответить ей нечего. Если соврать, так они проверят и быстро выведут ее на чистую воду. А если честно рассказать про газеты, то сочтут ненормальной. В психушку, может, и не отправят сразу, но неприятности будут. А если еще муж узнает…
Полицейские машины еще только парковались возле развалин остановки, а Надежда Николаевна уже горной серной скакнула за тополь и заметила проход между домами.
Дома на этой улице были все одинаковые – какие‑то серые и безликие, на балконах ни пустых ящиков для цветов, ни детских велосипедов, ни сохнущего белья. Людей тоже не было видно. Не сидели бабушки на лавочках, да и самих лавочек не наблюдалось, не возились малыши на детских площадках, а сами площадки со сломанными каруселями и загаженными песочницами производили ужасное впечатление.
Все это Надежда Николаевна отметила мимоходом, торопясь поскорее оказаться как можно дальше от этого района.
По пути ей никто не встретился, и это было, несомненно, хорошим знаком.
Миновав небольшой сквер с голыми ободранными кустами и парой чахлых елок, из последних сил создающих зеленое пятно, она вышла на какую‑то улицу – не такую унылую, как улица Трубоукладчиков. Тут были и магазины, и дома стояли поновее, и даже ходил троллейбус.
Пройдя пару кварталов, Надежда увидела на другой стороне улицы торговый центр – не очень большой, но вполне себе современный – и решила, что неплохо бы перевести дух и выпить кофе. Прийти в себя, причесаться, губы подкрасить, а потом и такси вызвать. Впрочем, такси, пожалуй, не нужно, вдруг таксист ее запомнит. И спрашивать, какой транспорт ходит в ее сторону, тоже без надобности, сама в Гугле посмотрит.
Надежда Николаевна дошла до ближайшего перехода и заметила рядом с торговым центром ту самую женщину с халой, которая засветилась на месте несчастного случая. Тоже, видно, решила от греха удалиться, чтобы в свидетели не записали. Интересно, как она раньше Надежды успела?..
Загорелся зеленый человечек, Надежда перешла дорогу, увидела, что темно‑синее пальто мелькнуло в дверях торгового центра, и вошла следом.
Центр был так себе, магазины не впечатляли, да ей туда и не нужно. Стрелка «кафе» указывала на второй этаж. Надежда не стала ждать лифта и поднялась пешком.
Кафе тоже было самое простое: стойка у стенки в углу и несколько столиков, отгороженных пластмассовыми ящиками с искусственными цветами. Надежда мимолетно удивилась, до чего жутко выглядят эти цветы и кому пришло в голову украсить ими кафе. Ведь такие на кладбище и то не годятся.
Тем не менее здесь приятно пахло кофе, и парень, который колдовал над кофеваркой, выглядел вполне прилично. Увидев, что женщина в синем пальто как раз расплачивается у стойки, Надежда чуть задержалась. Почему? Она и сама не смогла бы объяснить.
«Хала» взяла бумажный стаканчик с кофе, отошла к самому дальнему столику и, сев ко всем спиной, достала мобильный телефон.
Надежда заказала капучино, и когда напиток был готов, тихо подошла к соседнему столику, наполовину скрытому колонной, так же тихо отодвинула стул и села, вся обратившись вслух, поскольку женщина с «халой» негромко заговорила по телефону:
