Теневик
Рик Стюарт ушёл из дома сегодня утром, а вечером сгинул. Его монструозная копия осталась жить с огоньками в пасти этого безумия. Кейси чувствовала – в эту ночь она осиротела.
«Злобного двойника Рика Стюарта… злобного двойника… злобного.»
Кейси, борясь со сдавливающим ощущением в сердце и с предстоящей болью в теле, побежала по Бирман‑стрит.
«Как же можно бояться возвращаться домой? Это неправильно.»
Дорога вела девушку в неизвестность, но теперь даже Кейси она казалась лучше населённой чем‑то тьмы.
«Это больше не твой дом.»
До наступления утра Кейси Стюарт бесследно исчезнет. Останется лишь просто Кейси, на чьей новой жизни заживёт и обратится в шрам, нанесённая пережитым ужасом рана, которая через 16 лет заболит вновь.
«Я мёртв, Кейси!»
3
– Кейси… Кейси! С тобой всё в порядке? – Почти кричал Генри в трубку.
Женщина неподвижно сидела в кресле и всё ещё держала трубку телефона рядом с ухом. Обычно рабочий кабинет успокаивал её и внушал чувство защищённости, но только не сейчас. Из её глаз текли перемешанные с тушью слезы, губы дрожали, Кейси до сих пор не могла поверить в то, что она вновь переживает наяву кошмарный сон. Кейси подбиралась всё ближе к нервному срыву, и дабы это предотвратить, ей нужно было как можно быстрее остаться наедине с самой собой.
– Кейси! – Прозвучал из трубки голос Генри.
– Да, Генри, я здесь. – Шмыгнув носом, она продолжила: – Я все поняла. Что мне нужно сделать?
– Тебе нужно приехать в Риплтаун…
– Нет! – Резко перебила Кейси, будто Генри предложил ей лишить кого‑то жизни. – Я не приеду. Если нужны подписи, высылай документы, я все сама сделаю или отправлю к тебе адвоката. Но не проси никуда приехать.
– Хорошо‑хорошо… Кейси, успокойся, можем сделать и так, если ты этого хочешь. Понадобится доверенность, и в таком случае мы с твоим человеком всё оформим. Давай пока что сменим тему. Что ты будешь делать с квартирой?
– Это уже не твоё дело, Генри. – Она снова шмыгнула носом. – У тебя все?
– Кисточка… я не хотел… я тебя чем‑то обидел?
– Нет, – бесчувственно ответила Кейси, испытывая нарастающую злость. – Генри, я тебе на днях напишу или позвоню. Мне всё равно надо кого‑нибудь подыскать для работы, а сейчас я не хочу ни с кем разговаривать. – Кейси соврала, она уже знала, кому поручить волокиту со своим наследством.
– Конечно‑конечно, я понимаю… Разреши последний вопрос?
– Какой? – раздражённо ответила Кейси.
– Я… то есть… Когда у тебя все будет в порядке, ты сможешь приехать ко мне… ну, скажем, в гости? Я очень…
Кейси бросила трубку. Ей было не интересно, что там «очень» хотел Генри, потому что в её голове сразу же разразился истошный крик:
«Я никогда туда не вернусь. Никогда, никогда, никогда, никогда, никогда!»
Кейси прорыдала в кабинете ещё час, пока ей не пришла идея, где можно надолго и надёжно спрятаться ото всех. Женщина как могла привела себя в порядок и первым делом позвонила домой. По легенде для семьи: Кейси нужно было срочно закончить важную презентацию, а для этого придётся поработать до завтрашнего вечера. Такие длительные смены были для Кейси в порядке вещей, поэтому звонок не вызвал у её мужа никаких поводов для волнения.
Положив трубку, Кейси вернулась за компьютер и отправила письмо своему старому знакомому со студенческих времен нотариусу Эдварду Риферу. Она знала, что он каждое утро начинает с разбора почты, в том числе и личной, так что её письмо он не должен был пропустить. Кейси наспех и с большим количеством ошибок описала своё положение, опустив невероятные подробности прошлого. В конце письма Кейси попросила Рифера составить на себя доверенность для получения её наследства, а затем сразу же приехать в отель Warwick и позвонить ей из холла.
Всего через час Кейси уже закрыла дверь снятого на несколько дней номера. Она сразу же с размаху швырнула свою сумку прямо на пол и побежала в ванную. Включив душ, Кейси быстро разделась и села в ванну, прямо под струи горячей воды. Пока кожа Кейси только нагревалась, у неё в голове уже изрядно накипело, и вскоре пар вырвался на свободу.
Кейси хватала шампуни, гели, полотенца, и кидала их в стену и кричала, не давая пощады глотке. Когда ванная мелочь закончились, она сорвала душевую занавеску и попыталась его порвать, но не получилось. Швырнув занавеску на пол, Кейси наорала на неё, что было мочи. Пар был почти спущен.
Кейси вернулась под струи горячей воды, а затем обхватила колени и прижала их к себе. Со стороны Кейси начала напоминать сумасшедшую, она принялась качаться взад‑вперёд и беспрестанно шептала одни и те же слова:
– Я никогда туда не вернусь. Никогда‑никогда. Я никогда туда не вернусь. Никогда‑никогда.
Этими словами Кейси пыталась заглушить пугающие мысли. Она понимала, что пережитое всегда будет её преследовать, и ей никогда не поможет смена фамилии, жилья и даже семьи. В качестве верного лекарства Кейси видела лишь одно средство. Ей требовалось время, чтобы зуд ее личной опухоли по имени «Прошлое» вновь уснул, и призрак Стюарт вместе с ним. Но этого не случится, пока Кейси Уолберг не разорвёт новую нить, связывающую её с родным домом и воспоминаниями о нём и давно умершем отце. Только так она смогла бы жить дальше.
***
Мокрые волосы, опухшее лицо, краснющие глаза, дрожащие ладони, сбивчивый тембр голоса и озлобленность в поведении, это был словно другой человек, жалкая подделка красивой и жизнерадостной женщины, которую уже много лет знал Эдвард Рифер.
Он понимал, весть о смерти родителя в какой‑то мере оставляет отпечаток на внешности и поведении человека, но в каждом движении Кейси чувствовался страх. Она постоянно оглядывалась по сторонам и говорила впопыхах, будто ей не терпелось закончить разговор и убежать обратно в номер. Даже на простое предложение помочь ей собрать вещи и подвезти её домой, Кейси отреагировала со злобой и опаской.
«Нет! Я не хочу показываться дочери в таком виде. Рифер, прошу… только ты не лезь ко мне в душу. Просто сделай для меня кое‑что».
Кейси попросила старого друга поехать в Риплтаун и стать её представителем в получении наследства. Ему и раньше приходилось помогать Кейси, но это был первый раз, когда она попросила поехать в другой штат. Эдвард хотел было отказаться, и вдруг Кейси положила на журнальный столик листок с записями и 6800 долларов наличными, и следом, как будто извиняясь, добавила:
«Тут всё, что у меня было с собой и то, что я смогла обналичить».
