Тест на отцовство

Смотрю на Самира и снова хочу спросить, почему он так уверен, ведь я точно знаю, что Никита не хочет меня отпускать. За последние две недели я поняла, что ему доставляет какое‑то садистское удовольствие видеть, как я мучусь. Монстр. Психопат. Все эти годы я жила с бесчувственным психопатом.

Самир дает мне ручку, и когда я беру ее, наши пальцы на секунду встречаются. Я вздрагиваю и тут же отдергиваю руку, не решаясь взглянуть на Самира. Я знаю, что он ищет моего взгляда, но у меня нет сил смотреть в его черные глаза. Мне страшно.

Я подписываю бумагу и кладу ее на стол. Первый шаг на пути к свободе. Второй потребует всей моей выдержки. Самир поднимается и убирает доверенность в папку.

– Я пойду в душ, – говорит он.

Я тоже встаю с кресла и дрогнувшим голосом говорю:

– Я… тоже.

Наши глаза наконец‑то встречаются, и я вижу бездну на дне его. Бездну желания и адский огонь.

– Хочешь вместе? – его губ снова касается эта мимолетная дьявольская улыбка, которая всегда вгоняла меня в смущение.

Он не дожидается моего ответа, разворачивается и идет к лестнице, прихватив с собой папку с документами. Я отправляюсь в отведенную мне спальню, чтобы смыть с себя грязь этих дней и постараться избавиться от смущения.

 

Глава 10

 

Самир

 

Ни пара часов в спортзале, ни почти ледяной душ по приезде домой не остужают мой пыл. Мысли о Дине сводят меня с ума. Всегда сводили. Только если за долгие годы я приучил себя их контролировать, то теперь, когда она находится в соседней комнате и вот‑вот должна стать моей, вся моя хваленая выдержка летит к чертовой матери.

Я спускаюсь в гостиную, натянув спортивные штаны и футболку. Слышу, что Дина все еще в душе. Сколько она собирается там плескаться? Может, плюнуть на все, ворваться к ней и наконец‑то… Нет, так дело не пойдет. Она и так дрожит, как осиновый лист. Если я буду груб, она возненавидит меня до конца своих дней. Этого я уж точно не хочу. Мне хватало ее презрения и испуганных глаз все эти годы. Интересно, чего именно она боится. Меня или своих собственных желаний?

Подхожу к окну. На улице уже темно. Занудный дождь, зарядивший с раннего утра, теперь превратился в ливень.

Слышу осторожные шаги на лестнице. Оборачиваюсь. На Дине лишь махровый черный халат, который всегда висит в гостевой ванной. На всякий случай. Правда, гостей у меня почти никогда не бывает. Телок к себе я вожу редко. Можно сказать, никогда не вожу. Ненавижу это глупое ощущение, когда с утра она просыпается, смотрит на тебя заискивающе и ждет, что ты начнешь петь ей серенады, а ты даже имени ее не помнишь. Поэтому я предпочитаю возить девочек в отели. Переспал – собрался – уехал. Никаких обязательств. Никакой неловкости. В свою квартиру я приводил лишь пару девушек, с которыми у меня были непродолжительные отношения. Отношения! Интересное слово. Никогда не хотелось мне никаких отношений. Хотя кого я обманываю. Смотрю на Дину – она на меня.

– Ты голодна? – спрашиваю я.

– Нет, я поела.

– Я тоже. – Киваю я и иду к бару рядом с кухней. – Хочешь выпить? Вина или чего‑нибудь покрепче?

– Нет… – мотает она головой. – Ты же знаешь, я не люблю.

– Я знаю другое, – вижу ее вопросительный взгляд и говорю: – Никита не любит, чтобы его жена пила на людях. Но ты вроде как ушла от него или…?

Провоцирую ее, вижу, как в ее янтарных глазах загорается ненависть. Эту девочку обижать нельзя. Пожнешь бурю. Зря Никита так… Но я‑то в выигрыше.

– Давай что покрепче, – говорит она, упрямо сжимая губы.

– Правильно, – усмехаюсь я. – Это поможет расслабиться, а то мне кажется, еще чуть‑чуть – и ты лопнешь, как перетянутая струна.

Плескаю ей бурбона. И себе. За компанию. Мне не нужен допинг. У меня он и так есть. Дина – мой допинг. Стоит передо мной, как маленькая девчонка, а в глазах – ничего кроме страха. А я хочу, чтобы там томилась страсть. Чтобы выплеснулись наконец‑то наружу искры желания. Когда‑то, давным‑давно, я их там видел. Хочу увидеть снова. Прямо сейчас.

Дина остановилась прямо посреди гостиной, возле кофейного столика. Подхожу к ней. Отдаю стакан. Сам делаю глоток. Она так сильно сжимает стакан с бурбоном, что мне кажется, он сейчас треснет в ее руке. Потом Дина запрокидывает голову и делает большой глоток. Вот дурочка. Забираю у нее стакан и отставляю на стол.

– А вот напиваться не стоит, – говорю я ей. – Ты мне нужна трезвая.

Мы стоим так близка, что ее грудь при каждом вдохе почти касается моей. Я чувствую, как бешено колотится ее сердце. Кладу руку ей на плечо. Дина вздрагивает.

– Не нужно меня бояться, Дина, – хриплю я вдруг севшим голосом. – Я буду нежным, обещаю.

Обвожу большим пальцем контур ее лица. Господи, какая нежная у нее кожа.

– Что мне от твоей нежности? – резко бросает она. – Думаешь, от этого я буду чувствовать себя менее грязной?

Мне будто дали пощечину. Я хочу ее до безумия. С того самого первого дня, как увидел тогда, на вечеринке. Я всегда чувствовал, что и она меня хочет, просто почему‑то вдруг решила, что ненавидит, презирает. До сих пор не пойму, почему. Я не хуже ее мужа. Во многом – даже лучше. По крайней мере, что касается Дины…

– Грязной? – переспрашиваю я.

Вижу, что глаза ее начинают поблескивать. Нет, девочка, только не плачь. Она не отвечает. Я кладу руку ей на талию и притягиваю к себе.

– Во‑первых, ты обманываешь саму себя, Дина. И мы оба это знаем.

– Что ты имеешь в виду? – шепчет она.

– Ты хочешь этого не меньше моего, только боишься самой себе признаться.

– Я не…

– Извини, малышка, но я взрослый мальчик и такие вещи научился чувствовать.

Она отводит глаза, но я приподнимаю ее лицо за подбородок, заставляя снова посмотреть на меня.

– А во‑вторых, – продолжаю я. – Отнесись к этой ситуации по‑другому.

– По‑другому?

– Именно.

– Как? – не понимает она.

– Считай, что ты мстишь ему. Или наконец‑то делаешь то, что хочешь сделать сама, а не то, чего он от тебя ждет.

Я отпускаю ее, и Дина почти падает на диван. Сколько же в ней глупого страха.