Ты здесь чужой

– Бог с вами. Откуда мне знать? Во всяком случае, я его другом точно не был.

…Мне следовало уходить, было совершенно ясно, что доктор больше ничего не скажет. Я попрощалась и спустилась по лестнице, но ушла не слишком далеко, вместо этого свернула за полуразобранное здание. Там пахло кошками и пылью, провалы выломанных окон зияли будто глазницы черепа. Система вентиляции не работала, но, судя по схеме на планшете, ее уцелевшие трубы соединялись с коммуникациями квартиры Ливнева. В этом неприветливом месте я быстро разделась догола, закрыла глаза и глубоко вздохнула.

Больно не было, ощущения притупились. Мир оцепенел, а потом пришел в норму, вот и все. Хотела бы я улыбнуться, но оказалось нечем – не пастью же. Ментально я все еще оставалась немного человеком, но ощущала тело длинным и гибким, брезгливость к пыли и вони притупилась.

Ничего‑ничего… Лезем, стараемся, бывало и хуже.

По счастью, на широкие технические полости в этом доме не поскупились, не иначе как, всю конструкцию перестроили из старой фабрики. Вид сверху, сквозь решеточку вентиляции открывался интересный. Кабинет доктора как на ладони. В нем потертое пластиковое кресло, в тазу блестят ампулы со сломанными шейками, там же – марлевые салфетки в зловещего вида бурых пятнах. Рентген в дальнем углу – компактный, высококачественный. Установка для стерилизации – великолепная. Такими же пользовался личный врач Артиса, а он знал в хирургии толк. Получается, что Ливнев жил внешне бедно, но за закрытыми дверями – вполне обеспеченно, хотя соучастия в убийстве стукача это, конечно, не доказывало. Больше ничего интересного я не заметила, а потому медленно вернулась в руину, на этот раз пятясь задом наперед.

В этом помоище было темно, но уже не так тихо, как прежде. Неопрятное существо активно перебирало мою сброшенную одежду, напевая себе под нос и временами почесывая чумазую шею. Ради хорошей шутки я подобралась сзади и кое‑как ворочая пастью прошамкала:

– Вещи отдай.

Воровка обернулась, а потом уронила мои штаны и сама свалилась в мусор следом.

– Ты глюк, ты ведь точно глюк?

Она все пятилась, пытаясь не поворачиваться ко мне задом, а я тем временем закончила обратную трансформацию из рептилии в человека, отряхнула одежду и натянула ее на себя.

– Я обычная девчонка, а тебе что показалось?

– Н‑не знаю…

– Как тебя как зовут?

– Ани.

Женщина заикалась от страха. У нее оказались красивой формы, но испачканные и исцарапанные руки, тонкий изящный нос, немного испорченный сросшимся переломом.

– Ты где живешь, Ани?

– Под мостом.

– Тебя выгнали из дома?

– Моего мужа убили. Квартиру опечатали, я не могу туда вернуться.

В картотеке ловцов осведомитель значился холостяком, но женщина с упорством загнанного существа повторяла «муж». Болезненное состояние делало ее не интересной никому, кроме людей из самого низового криминала. Она была так истощена и потрепана, что не годилась даже в проститутки.

– Я есть хочу, – пробормотала Ани, инстинктивно обозначая правду. – Слушай, зачем тебе такая старая футболка? Отдай ее мне.

Я, конечно, не собиралась ради этой особи ехать домой голой по пояс, поэтому сунула ей в середину грязной ладони мелочь, завалявшуюся в кармане, и Ани тут же плотно сжала кулак, радуясь мимолетной удаче.

– Круто! Если хочешь поболтать, приходи. Я буду ждать тебя под мостом, – пообещала она уже запросто, а я ретировалась, пока это существо не дошло до состояния новой истерики.

Вот собственно, и все. Ани могла кое‑что знать, но ее показания слишком легко оспорить в суде. Не исключено также, что стукач умер самым естественным образом, в невменяемом состоянии попав под колеса.

Дома я тщательно помылась, стараясь больше не думать о загаженной руине. Потом пересмотрела записи, снятые с камер наблюдения вокруг места гибели «потерпевшего».

Толпа как толпа. Незнакомый мне человек перебегает дорогу, невероятно ловко уворачиваясь от машин. На вид не старше двадцати шести – двадцати восьми лет. Волосы светлые, пепельного оттенка, крашеные или настоящие – не поймешь. Лицо трудно разглядеть в движении.

А вот и наш покойный осведомитель, он, видимо, следуя дурному примеру, торопится следом. Светловолосый уже на другом краю тротуара и делает несколько шагов в безопасную зону.

Я замедлила воспроизведение.

Стукач все еще на проезжей части, он изображает неопределенный жест, словно силясь поймать кого‑то в воздухе, низкий длинный автомобиль задевает его бортом, живая кукла валится, переворачивается, катится до тех пор, пока не исчезает под колесами обгоняющей машины. Все укладывается в доли секунды.

Да, все. Или же не все? Еще один повтор. Стоп! Вот оно. У парня‑блондина на руке профессионально сделанная повязка. Камера показывает только часть профиля и затылок. Ухо, скула, щека, висок, лицо. Если найти и допросить других прохожих, попавших в видеоролик, можно составить фоторобот светловолосого. Ну и что это даст? Он нашего стукача и пальцем не трогал – под колеса не толкал, драки не было, улик никаких.

 

 

* * *

 

В тот день трансформация сильно меня вымотала, а впереди маячило ночное дежурство. Появилась идея вернуться домой и подремать, но сон не шел, я лежала плашмя на диване, разглядывала темнеющее небо за окном и предавалась не очень приятным воспоминаниям.

С момента побега игра в кошки‑мышки с Артисом не всегда шла гладко, а может, все свои неудачи и неприятности а теперь приписывала ему.

Однажды, в одном занюханном городишке в мой мотель позвонил вкрадчиво‑острожный незнакомец и предложил работу. В ресторан с ним я не пошла, от предложенной работы секретарши отказалась, но он со своими дружками все же вломился ко мне в номер и уверял, будто мы старые знакомые, но я не помнила ни черта и выгнала их, а потом еще раз выгнала…

Через неделю вечером грубые мужики заволокли меня в старый в лодочный сарай, потому что «нет», сказанное в такой ситуации, уже не имеет достаточного веса.