В тёмном костре рябин

– Да, настоящий. Сейчас сам увидишь, а теперь беги за вёдрами.

Миша сорвался с места, и через секунду его уже не было на веранде.

– Что‑нибудь ещё? – спросила Катя, прекрасно помня, что за завтраком он ничего не успел поесть. Она уже повернулась к буфету за тарелкой с пирожками, как услышала эту фразу, сразу же ставшую бетонной стеной между ними.

– Что‑то ещё, – произнёс Матвей с усмешкой, – Приподними чуть платье, хочу получше разглядеть твои ножки.

Протянутая рука так и застыла возле дверцы буфета. Катя сжалась и отступила назад, в её глазах заплескалась паника, а парень, заметив это, громко расхохотался.

– Чего замялась, голубоглазая? Не стесняйся, здесь все свои, родственники, – он встал, с шумом отодвинув стул, и уже возле двери снова обернулся, – Смотри, картошку не пересоли, когда варить будешь. А то, говорят, влюблённые всё пересаливают.

– Не бойся, не пересолю, – вдруг вырвалось у Кати. Раздражение и возмущение поднималось в ней горячей волной, начинало вскипать где‑то в груди так, что даже дышать становилось трудно.

– Да, правда? – Матвей затормозил на пороге, – Юная прелестная жена вовсе не влюблена в своего престарелого мужа?

– Я не стану с тобой разговаривать в таком тоне! – взвилась Катя, – Ты… Ты такого права не имеешь…

Она хотела продолжить, но Матвей демонстративно поднял руки, перебив её гневную тираду насмешливым голосом:

– Всё, сдаюсь! Сдаюсь, сдаюсь! Только не гневайся!

Он с хохотом выскочил на крыльцо, а Катя метнула ему вслед горящий гневом взгляд.

 

Глава третья. Ты под моей защитой

 

«Что есть зло, как не добро, терзаемое голодом и жаждой»

 

Джебран Халиль Джебран

 

Он её раздражал. Раздражал так, что хотелось чем‑нибудь запустить в его самодовольную наглую физиономию. Одно её останавливало не связываться с ним – Миша к нему прилип так, что, казалось, о самой Кате забыл. К Олегу относился с опаской, даже сторонился, к Татьяне Борисовне – равнодушно, а вот от Матвея ни на секунду не отходил, когда тот возвращался домой после работы на ферме. Миша тащил ведро с водой, заранее нагретое за день на солнце, Матвей мылся этой водой в летнем душе, а потом они оба ужинали. И если Матвей задерживался, мальчик ни за что не садился есть без него.

Как‑то Матвей взял его с собой на ферму, посадил за руль грузовика, показал хлебоуборочные комбайны, стоящие в огромном гараже, похожим на ангар для самолётов. Миша был в восторге, а вечером, когда они вернулись, Татьяна Борисовна с упрёком набросилась на Матвея:

– Куда же ты таскал весь день ребёнка? Катя волновалась. Нельзя же так, Матвей!

– Ей не о чем волноваться, – небрежно ответил Матвей, – Что, я за ребёнком не услежу? Мать, мы есть хотим.

– Ужин на плите, Катя не убирала, садитесь и ешьте, – ответила женщина.

– Я сейчас, только к маме сбегаю, – быстро проговорил Миша, выбежал во двор.

Из окна было видно, как мальчик подбежал к Кате, которая вешала на верёвки постиранное бельё, и начал что‑то быстро рассказывать ей, размахивая руками от переизбытка эмоций пережитого дня. Катя слушала его внимательно с улыбкой, а потом присела на корточки и обняла его за плечи, прижала к себе. Матвей задумчиво наблюдал за ними, пока из раздумий его не вывел раздражённый голос матери:

– Такая молоденькая, а уже ребёнка успела нагулять. И за что только Олежке такие шалавы попадаются, одна другой краше?! Сначала Вика эта. Покрутила хвостом с тобой, потом с братом твоим, а сейчас спуталась с этим лейтенантом из полиции. Я знаю, мне всё передали. На почту, считай, много народа за день приходит, от каждого узнаю новости обо всех. Вот и о Вике вашей узнала.

Матвей почувствовал, как от слов матери внутри закипает злость и раздражение.

– Мать, при чём здесь Вика? У тебя законная невестка есть. Забудь уже о Вике.

– Да больше всего я боюсь, что ты опять спутаешься с этой вертихвосткой! – женщина присела за стол и вздохнула, снисходительно глядя на сына.

– Не спутаюсь, – твёрдо и уверенно произнёс он, – А Катя, что, весь день стирала?

– Да. У меня спину‑то прихватило, разогнуться не могла. Как вчера на почте с этими отчётами просидела, так и скрутило утром поясницу. Говорю – ищите нового начальника почты, мне давным‑давно на пенсию пора, внуками заниматься.

Матвей приметил, что все пять верёвок, когда‑то протянутые им во дворе, были завешаны бельём.

– Хорошо, что у тебя теперь есть невестка, – произнёс он.

– Да, хорошо, – согласилась мать, – Работящая, и ни в чём мне не перечит. Вот если бы ещё довеска у неё не было… Это ж надо! Только представь, ей, что двенадцать‑тринадцать лет было, когда она нагуляла?

– Всякое бывает, мать, – ответил Матвей и уже с раздражением спросил, поворачиваясь к матери, – Не маловата ли она для моего старшего брата?

– Матвей, это его дело, не вмешивайся, – осекла его мать и встала из‑за стола, – Когда поужинаете, скажешь Кате, она посуду помоет, а я спать пойду, поздно уже.

Матвей подошёл к открытому окну и громко свистнул.

– Миха! Иди сюда живо! – крикнул он, на что мальчик сразу же отозвался и прибежал, шлёпая босыми пятками по деревянному полу.

– Давай есть, Миха, – сказал Матвей, разливая суп с клёцками по тарелкам, – Попробуем, что твоя Катя приготовила.

А чёрт побери, и правда вкусно готовит, Миха не преувеличивал, когда её нахваливал. После ужина Матвей не стал звать Катю, сам помыл посуду и прибрал остатки ужина в холодильник, отправил Мишу спать.

Уже проходя мимо летнего душа, Матвей услышал, как льётся вода. Он приостановился. За клеёнчатой шторой мерцал свет тусклой лампы и проникал в щель между старых уже высохших досок. Парень подошёл, прислонился лбом к доскам, посмотрел в щель и увидел то, что и ожидал увидеть. Тонкий силуэт девичей фигуры, полностью обнажённой. Катя черпала ладошками воду и проводила ими по своему телу. Кожа девушки была влажной, нежной, а спутанные мокрые волосы тяжело ложились на спину. Он видел её в пол‑оборота. Высокая грудь с твёрдыми светло‑коричневыми сосками (всё‑таки коричневыми!), по которой катились капельки воды, маленькая упругая попка, тонкие пальчики на ступнях. Девушка повернулась на шорох, и Матвей отпрянул, его сердце бешено заколотилось. «Вот ненормальный, – обругал он себя, – Как озабоченный подросток!»

– Невестка, тебе потереть спинку? – громко усмехнулся он.

– Уходи! – донеслось до него из‑за шторы, – Немедленно уходи!