Вальс осени

– Съёмка обнажённой натуры, БДСМ атрибутика, бандаж, но, в принципе, ничего сложного, справишься, – заверил Емельцев, – Ты подходишь под требования заказчика по всем параметрам. Он хочет шатенку, невысокую, зеленоглазую, стройную. В общем, я сразу подумал о тебе. Соглашайся, Мирела. Где ещё ты заработаешь такую сумму за два‑три часа съёмки?

– Хорошо, только я хочу работать с Иваном Покровским. С другим фотографом откажусь.

– Это принципиально? – спросил Емельцев, и Мила кивнула, а он ответил, – Хорошо, будешь работать с Покровским.

Мила не совсем представляла, что ей придётся делать, поэтому отнеслась к заказу слегка легкомысленно. Как и в прошлый раз с ней долго работала визажистка, но это была уже другая девушка. Первый этап съёмки – в одежде. Мила, одетая в красивый полупрозрачный пеньюар стояла напротив симпатичного парня, тело которого распирало от мускулов. Наверно, его нашли в стриптиз – клубе, заметила девушка. Миле распустили волосы и повязали на глаза чёрную ажурную повязку, а парень обнял её за плечи. После ещё несколько эффектных поз, Емельцев сам говорил, что нужно делать, а модели в точности выполняли его указания. Затем он позвал ещё одного парня, не такого эффектного, как первый, но такого же серьёзного и сосредоточенного, который принёс с собой чемоданчик, открыл его и достал верёвки. И Милу попросили зайти за ширму и полностью раздеться. Предстать обнажённой перед несколькими практически незнакомыми мужчинами Мила стеснялась, но пересилила себя. Работа есть работа, к тому же все здесь, чтобы выполнить работу и получить за неё деньги. Никто не собирался приставать к девушке с непристойными предложениями.

– Сначала пара кадров – вы вместе, а затем только ты, – объяснил Емельцев, – Заказчику нужны снимки модели, связанной в технике шибари. Слышала о таком, Мила? Это древнее японское искусство. Связанное в этой технике обнажённое тело женщины выглядит очень красиво, как бабочка, запутавшаяся в паутине. И не бойся, верёвки очень мягкие, сделанные из натуральной ткани, шрамов на коже не оставляют.

И работа началась… Миле связали запястья, заставили её партнёра прислонить её к стене, а ей велели обхватить его спину ногами, а связанные руки перекинуть через его шею. Всё это Мила выполнила механически, радуясь, что её обнажённое тело скрыла мощная фигура мужчины. А потом Милу заставили встать на колени, а парня схватить её за волосы и отвести её голову назад, затем, наоборот, приблизить лицо к его ширинке. Парень с обнажённым торсом был всё‑таки в джинсах, и это немного лучше, чем, если бы он полностью разделся, как и она. На Милу надели ошейник, пристегнули цепь, а потом развязали её затёкшие от грубой верёвки запястья, но только чтобы затем привязать её уже с вытянутыми вверх руками к приделанной заранее к потолку перекладине. Парень, затягивающий на её запястьях верёвки, увлёкся и сделал это профессионально, подвязав девушку таким образом, что ей пришлось приподняться на носочки, чтобы снизить боль от подвешивания. И прежде, чем она издала глухой стон, послышался сердитый голос Ивана Покровского:

– Стас, верёвки ослабь! Не видишь, что делаешь?!

Парню пришлось послушаться и чуть спустить верёвки, чтобы девушка могла полностью встать на ступни. Иван быстро защёлкал затвором, свет от ламп слепил глаза, и они слезились, но Мила терпеливо смотрела в объектив.

– Отлично, – похвалил Емельцев, – Теперь девайсы.

Стас достал из чемоданчика зажимы для сосков с утяжелителями и силиконовый фалоимитатор.

– Так, это убери, – Иван хмуро взглянул на фалоимитатор, – Порнуху я не снимаю.

– Заказчик хочет… – начал Емельцев, но Иван его резко перебил:

– Я читал договор, там обговорён этот пункт.

Мила бросила на друга благодарный взгляд, а Стас убрал фаллоимитатор обратно в чемоданчик. Но и того, что осталось, было достаточно, чтобы испугать девушку. И она сорвалась, не выдержала, и когда Емельцев приблизился к ней с зажимами для сосков, Мила жалобно взмолилась:

– Саша, не надо! Давай без этого! Я не могу…

– Можешь, – жёстко отозвался он, – Или хочешь, чтобы из‑за твоих капризов сорвалась сессия, и заказчик нам ничего не заплатил? Денег не получишь не только ты, Мила, но и вся съёмочная группа!

Девушка ощутила, как её сосков касаются мужские пальцы и пощипывают, заставляя их набухать. Мила попыталась извиваться, но Емельцев опять предупредил:

– Тихо, тихо… Так нужно, Мила, потерпи.

И вдруг девушка почувствовала острую боль сначала в одном, а потом и в другом соске. Она опустила испуганный взгляд вниз и увидела, что на её сосках зажимы. Боль от сосков волной разливалась вниз, по всему телу. Девушка невольно застонала. Но и это было не всё, мужчина подвесил к каждому соску утяжелители, небольшие гирьки. И хоть они были совсем лёгкие, тело девушки пронзила такая невыносимая боль, что из глаз невольно покатились слёзы. Емельцев отошёл, и сразу же ослепила вспышка фотоаппарата. Девушка, не в силах терпеть острую пронзительную боль, выгибалась и стонала, но от её движений становилось ещё больнее. А ещё было очень стыдно и унизительно.

– Хорошо! Как хорошо! – восхищённо воскликнул Емельцев, – И даже не нужно прилаживать усилий, чтобы играть! Как всё натурально!

– Зажимы убери, достаточно, – послышался голос Ивана, громкий и требовательный.

– Но у нас ещё кадры с флоггером, – начал Емельцев, но фотограф его опять перебил:

– Убери зажимы, иначе я прекращаю сессию.

Емельцев и на этот раз вынужден послушаться, и снял с груди девушки зажимы, один за другим. Когда он это делал, Мила каждый раз сильно вздрагивала всем телом, снимать зажимы оказалось намного больнее и чувствительнее, чем их надевать. Девушка почувствовала, как дрожат её губы, она едва сдерживала готовую вот‑вот начаться истерику. Мила снова опустила взгляд на свою большую полную грудь, её соски побагровели, распухли так сильно, что напоминали две ягоды. К ней приблизился парень с флоггером в руке, надавил его рукояткой на подбородок, заставив девушку поднять голову и посмотреть в объектив мокрыми от слёз испуганными глазами. В этот момент Мила так остро чувствовала свою беспомощность, как никогда до этого. Она одна совершенно голая, крепко привязанная за руки, а перед ней четверо мужчин. Мила, несмотря на застилавшие глаза слёзы, видела похоть и вожделение в глазах каждого, смотрящего на её тело. И только взгляд синих глаз Ивана оставался внимательным и серьёзным, как всегда во время работы. Мила смотрела на него и чувствовала себя немного увереннее, она знала, что он не позволит мужчинам выйти за рамки дозволенного.

– Возьми рукоятку в рот, – приказал Емельцов. Мила почувствовала, как деревянная рукоятка надавливает на её губы и разомкнула губы. Снова вспышка камеры.

– Отлично, детка, отлично! – возбуждённо воскликнул Емельцев.

Девушку отвязали, она стала растирать затёкшие руки. Мила не чувствовала ничего, кроме боли в затёкшем теле и огромной усталости. Емельцев, наконец, объявил о конце сессии. Мила поспешила скрыться от жадных взглядов мужчин за ширмой, где её ждала девушка‑визажистка.

– Ты хорошо держалась, умница. Очень профессионально, – произнесла девушка и протянула Миле влажные салфетки, – Вытри лицо, ты плачешь. Тушь водостойкая, но всё равно сейчас потечёт.

Глаза воспалились от яркого света софитов, лицо опухло от слёз, руки затекли так, что Мила не могла удержать салфетку. Незнакомая девушка принялась ей массировать плечи, приговаривая:

– Сейчас… сейчас пройдёт. В аптеке мазь от ушибов купи, запястья смазывай.