Вот так бывает
Оставив вопрос витать в воздухе, переключилась на свой гардероб. И надеть‑то нечего.
Глава 3
Тёмное и приглушенное освещение в ресторане расслабляло, громкая музыка не напрягала слух. Я пробиралась вперёд, высматривая знакомые лица, пока кто‑то не схватил меня за запястье.
– Мы на втором этаже сидим, – сказала Машка и потянула меня к чёрной лестнице. – Я уже испугалась – думала, что не придёшь. На часах девять.
– Задержалась на работе.
– Костю пристроила?
– Да, он у соседки.
– Хорошо, когда есть кому сбагрить ребёнка! – воскликнула подруга детства и широко мне улыбнулась. Я понимала, что этими словами Маша нисколько не желала меня обидеть. Она всегда говорила прямо, и раньше мне эта черта в ней нравилась.
Маша благоухала, слегка завитые светлые волосы струились по плечам. Ее чёрное платьице на фоне моих джинсов и серой безликой блузки смотрелось шикарно. У Маши были полноватые икры, но она всегда ими гордилась и выставляла напоказ. Глядя на неё, я осознавала, что она совсем не изменилась, ее ничто не сломило – ни неудавшийся брак, ни рождение ребёнка. Маша всё ещё жила в том мире, когда девушка не знает забот, она мечтает, строит планы на будущее, развлекается и флиртует с мужчинами. Отчасти я ей завидовала.
Мы подошли к длинному столу, за которым сидело человек пятнадцать. Школьные годы ворвались в реальность океанской волной. Я широко улыбнулась, приветствуя родные лица. Лариска, Петька и Алиса совсем не изменились. Не сразу узнала Данила, ему пришлось напоминать, как щёлкал по моей спине застежкой бюстгальтера, сидя за мной на уроке географии. Я засмеялась. Ну точно же! Данилка! У него появились залысины, а мешки под глазами делали его вид унылым. Я предположила, что и его жизнь немало поколотила. Лика и Вера, вечные хохотушки, обняли меня.
– Из двадцати четырёх человек нашего класса, я отыскала тринадцать. Но и это хороший результат! – гордилась собой Машка. – Помнишь Вовку? Он в Египет уехал, представляешь? А Ирка с семьей сразу после школы уехала в Германию. Женька училась в Америке. Наверно, там и осталась. В общем, кто где!
Мы уселись за свои места. Данил рассказывал какую‑то забавную историю, я не совсем вникала в их разговоры. Я разглядывала повзрослевшие лица и вспоминала школу. А потом заметила мужчину в конце стола. Он молчал, тихий и спокойный.
– Маш? – я постучала ее по плечу. – А кто это? Что‑то вспомнить не могу.
– Это? – она хихикнула. – Не может быть, что ты его не помнишь. Это же Ромка! Ну, Ромка! – повторила она, когда я нахмурила брови. Имя мне ни о чем не говорило. – Он пришёл в конце десятого класса. Наши пацаны постоянно над ним прикалывались. У него хохолок был смешной такой.
Я вглядывалась в лицо Ромы, но никакого мальчишки с хохолком не помнила.
– В одиннадцатом классе мы с тобой и ещё с другими девчонками написали на четырнадцатое февраля ему Валентинки с признанием в любви. Хоть это ты помнишь?
И тут я издала смешок. Невероятно! Я же никогда не воспринимала его. И имени не запомнила, не удивительно! Он пришёл в нашу школу тихоней и ушёл таким же тихоней. Я обращала на него внимание лишь тогда, когда участвовала в розыгрышах. И то! Это было не столь запоминающимися событиями. Посмеялась и забыла.
Я посмотрела на него ещё раз, и в эту же секунду он оторвал взгляд от своего бокала. Мы встретились глазами. Роман кивнул, я почему‑то не стала реагировать, отвела смущённо взгляд, переключилась на Веру с Ликой. Они вспоминали побеги с урока биологии. Но мой разум блуждал вовсе не там. Я вспоминала День Святого Валентина…
Тринадцатого февраля к нашей парте подошла Лизун – так мы называли Лизу‑альбиноса, она была похожа на привидение, при этом всегда с шилом в одном месте.
– Мы хотим разыграть Ромашку, – сказала она вполголоса, чтобы нас не подслушали.
Машка выпрямила спину.
– Кто – мы?
– Я, Женька, Медуза и Светка. Подключайтесь! Чем нас больше, тем забавнее будет наблюдать за его реакцией, – она хихикнула, поглядывая на светловолосого мальчишку, сидящего за последней партой.
Я обернулась, чтобы посмотреть на него, но Лизун шикнула.
– Дура, не смотри на него! А то поймёт.
– Что надо делать? – с готовностью спросила Машка.
– Писать Валентинки.
Плюс этой игры был в том, что все эти письма были анонимными. Я ввязалась в это только потому, что участвовала Машка. На самом деле было забавно, ведь это не просто признания в любви. Мы писали пошлые письма с эротическим контекстом. Делали мы это в столовой, а пока писали, ухохатывались.
На следующий день после уроков мы вскрыли ящик любви и раздали Валентинки. На столе Ромы лежала гора. Мы силились не смеяться. Он открыл одну, прочитал, покраснел. Открыл другую, кашлянул. После третьей превратился в помидор. Мальчишки ничего не понимали, пытались заглянуть, но Рома их прогонял. После четвёртой он сгрёб все Валентинки в портфель и вышел из класса. И тут произошёл взрыв. Мы хором прыснули и долго не могли успокоиться…
Смех эхом отозвался в мозгу, а потом вернулась музыка ресторана, гул голосов, звон бокалов. Передо мной стояло блюдо из мяса. Бывшие одноклассники пили коньяк за встречу. И я немного выпила, а позже почувствовала себя нехорошо. Коньяк никогда не нравился мне. В помещении как будто стало душно, воздуха не хватало.
Я сказала Машке, что скоро вернусь и вышла из‑за стола. Она так была увлечена разговором с Петькой, что не поняла меня.
На улице я почувствовала себя лучше. Прохладный ветерок обдувал щёки. Внутри поселилось неприятное чувство, будто зря я сюда пришла. Да, одноклассники. Да, дружили. Но школа давно осталась в прошлом. Они стали другими, у каждого своя жизнь – у кого‑то сложилось всё удачно, а кто‑то, как и я, оказался побит судьбой.
– Тебе плохо?
Я резко обернулась. На верхней ступеньке стоял Роман. Его русые волосы переливались в свете фонарей. Высокий и стройный. Если сравнивать с Данилкой, по которому сохла добрая половина класса и который теперь не мог похвастаться былой внешностью, Роман очень неплохо выглядел для некрасивого. В голову откуда‑то полезли странные вопросы. Чем он занимается? Где живёт? Женат? Дети? Да я слегка опьянела!
Наконец, я перестала его разглядывать.
– Жарко стало. Со мной всё хорошо.