Выселки. Мистический детектив-притча
– Петрунечка, помоги бабушке, – жалобно как будто выпевает старуха.
Откуда она знает его детское прозвище? Петра так никто не называл много лет – ровно с тех пор, как не стало его любимой родной бабушки.
– Как ты меня назвала?
– Петрунечка? Тебе же это имя так идет. Ты же такой добрый, Петрунечка, как бурый мишка.
Диковинная старуха говорит словами бабушки. Он как будто слышит ее родной ласковый голос.
– Зачем тебе на тот берег? – Петр пытается тянуть время – возможно, инстинктивно дает себе возможность обдумать происходящее.
– У меня там детки болеют. Вот, иду их лечить.
– А здесь ты откуда и как сюда попала? Тут не живет никто много лет.
В этот момент глаза у бабки зло сверкают. Петр готов поклясться, что их цвет изменился с серо‑зеленого на черный.
– Собирала для деток ягоды в лесу.
– Холодновато и поздновато для сбора урожая. Скоро ноябрь, а ты что‑то в лесу ищешь.
– Кто обучен врачеванию, тот всегда найдет, что ему надобно. Я и нашла.
В доказательство бабка открывает корзинку, доверху наполненную ягодами. Похоже на черную смородину. А корзина вроде бы сплетена из лыка. Таких сейчас не делают.
Слишком много странностей. Не должно быть старушки в таком отдаленном, безлюдном месте. Выглядит она необычно и говорит вроде по‑русски, но старомодно, что ли. В деревнях, конечно, своя манера речи, но «надобно», «врачевание» – это чересчур.
Петр не прекращает анализировать. Сказываются долгие годы на оперативно‑следственной работе, а в последнее время – в статусе частного детектива. Между тем глаза старухи опять вспыхивают неприкрытой злобой. Черный взгляд будто просверливает его насквозь, норовя уничтожить.
Он понял, почему это противоречие так сильно его тревожило: старушка стояла перед ним маленьким светлым комочком с корзинкой ягод в руках на фоне темной серо‑зеленой местности. Будто ее не должно было быть здесь: она слишком контрастировала своим положительным образом на фоне осеннего холодного мрака. И вот опять глаза: в очередной раз поменяли свой цвет. Его снова буравили две космически огромные черные дыры, где отражалось такое же бесконечное угольное небо и холодное озеро. Он кожей чувствовал, что с глазами что‑то не то. Ему казалось, что они смотрят на него с открытой ненавистью и злобой, готовые уничтожить его.
– Я не еду на тот берег.
Инстинкт самосохранения дает о себе знать, не пуская детектива на ту сторону вместе со странной бабкой.
– Петрунечка, у меня детки сильно болеют. Одной мне никак быстро не добраться до Макарьево. Только на лодке можно попасть на тот берег. Ох, тревожусь, что не доживут до утра мои кровинушки, мои детушки, если я им отвара из черных ягод не приготовлю.
Петр еще раз глядит на старуху, готовый развернуться и уйти, как вдруг замечает, что глаза у нее снова изменились – стали серо‑зелеными, а взгляд – мягким и добрым, как у его бабушки.
– Что за… – бурчит он себе под нос, не понимая природу этой метаморфозы. – Показалось, что ли?..
Это Петр произносит громче, и диковинная бабка слышит.
– Что, милок, что показалось‑то?
– Глаза… У тебя цвет глаз меняется. Только что черными были!..
– Да ты что, Петрунечка, у меня всегда глаза были серо‑зеленые. Это от матушки моей. А той от ее матушки достались. У нас в роду по материнской линии у всех такие глаза. Правда, раньше мои были гораздо красивей…
Бабка грустно вздыхает – видимо, вспоминая молодость.
– Ладно, пошли искать лодку, – сдается детектив.
Как только Петр отворачивается, глаза женщины опять становятся бесконечно черными, но он этого не видит.
Утлое суденышко прячется за грудой камней. Сыщик недоверчиво осматривает старую посудину.
– Нашел. Ох, не нравится мне это.
– Что тебе не нравится, Петрунечка?