Я хочу быть с тобой

Она замолчала, глядя на убегающую под колеса дорогу. Александр старался не смотреть на свою случайную спутницу. Ее последние слова что‑то затронули внутри, перевернули, чувство гадливости мешалось с жалостью, сочувствием к этому одинокому озлобленному на весь свет существу.

 

Машина проехала под бетонным мостом, и за окнами зажглась электрическими огнями Москва. Тагильцев притормозил у автобусной остановки.

– Все, – бросил он, доставая кошелек. – Отсюда доберешься обратно, денег я тебе сейчас дам.

Он развернул бумажник и выругался – совсем забыл, что наличных почти не осталось.

– Ладно. Сейчас где‑нибудь с карточки сниму, – сказал он.

– Где это, интересно? Все закрыто уже, – возразила попутчица. – Слышь, ты только не обмани, придумай что‑нибудь. Я тебе в натуре говорю, Рафик меня отделает, как бог черепаху, если я без денег вернусь.

Александр сжал зубы. Он страшно досадовал на себя, что ввязался в эту идиотскую историю. Черт знает почему, теперь он уже чувствовал себя ответственным за эту придорожную проститутку, не хотел быть причиной того, что мерзкий сутенер станет издеваться над ней.

Он снова нажал на педаль газа.

– Куда это мы? – забеспокоилась девица.

– Ко мне домой, – скупо ответил он. – Там я с тобой расплачусь.

– О, это дело! – растянула рот в улыбке она. – Я ж говорила, еще надумаешь, – она сжала рукой его колено.

– Руки убери, – брезгливо поморщился он.

 

Только в лифте он смог, как следует, рассмотреть ее. Изможденное худенькое лицо, бескровные губы, щербинка между передних зубов, светлые, тонкие, невесомые волосы. В ней была какая‑то хрупкость, надломленность. Вся она похожа была на бабочку, жалкого летнего мотылька, с облетевшей пыльцой на истонченных крыльях. Глаза ее были светло‑голубые, прозрачные, но зрачки, вероятно от яркого света после темноты, так расширились, что взгляд казался черным, пугающим, манящим.

Что‑то странное промелькнуло в душе, когда Александр взглянул на ее лицо. Какое‑то смутное дежа‑вю, ощущение, что где‑то он уже видел ее, давно, бог знает, когда… Он отвел взгляд, пытаясь отогнать наваждение.

В квартире она остановилась на пороге, робко взяла из его рук купюры и покосилась в сторону кухни. Он вспомнил ее слова о том, что она с утра не ела. Избавиться от ночной гостьи хотелось нестерпимо, но выгнать ее, голодную, он почему‑то уже не мог.

– Идем, – сердито сказал Тагильцев. – Поешь что‑нибудь и поедешь.

– Ага, ага, – благодарно закивала девчонка. и, затем, добавила. – Меня, кстати, Лена зовут.

– Очень рад, – отозвался он.

Никакой особенной еды на кухне не нашлось – он редко питался дома. Удалось все же обнаружить хлеб, масло, несколько сортов сыра. Елена жадно накинулась на еду, затем придирчиво понюхала ломтик сыра.

– Испортился! – авторитетно заявила она. – Видишь – плесень?

– Это бри, – неохотно объяснил он. – Он и должен быть с плесенью.

– Фигня какая‑то, – пожала плечами она, но сыр все же съела.

Насытившись, и выпив чаю, она начала клевать носом, несколько раз широко зевнула. «Черт возьми, что мне с ней делать теперь? – в раздражении думал он. – Выставить? Чтобы этот ее Рафик снова отправил ее на шоссе? Вот дерьмо, и зачем я только остановил машину?»

– Сколько будет стоить целая ночь? – спросил он.

– Что? – она удивленно заморгала. – А тебе зачем? Нуу, баксов двести…

– Позвони своем Рафику и скажи, что я… снял тебя до утра, – объяснил он. – Потом можешь помыться – ванная вон там, и лечь спать в комнате для гостей. Утром уедешь!

– Ух ты… – протянула она. – Слушай, а это… И че, ты меня за всю ночь не тронешь? Может, ты импотент или педик?

Он невольно улыбнулся.

– Нет, ни то, и ни другое. Я просто нормальный.

Она пристально посмотрела на него:

– Неет, нормальные – они другие. А ты… Хороший ты мужик, отзывчивый! На том и погоришь… Жалко!

Она придвинулась ближе и с неожиданно робостью потерлась головой о его плечо.

И снова что‑то кольнуло в груди – какое‑то смутное полувоспоминание, как будто давний забытый сон. Александр отодвинулся.

– Это мы еще посмотрим, – отозвался он. – Все, располагайся. Спокойной ночи.

Он вышел из кухни, прошел в кабинет и включил ноут‑бук. Нужно было еще поработать над документами.

 

Уже глубокой ночью, покончив, наконец, с делами, он, проходя по коридору, услышал какой‑то шум из гостевой комнаты. Дверь была приоткрыта. Тагильцев заглянул, и увидел Елену, спавшую на диване. Девушка беспокойно металась во сне, бормотала что‑то, вскрикивала. Ее влажные от пота волосы золотистой волной растеклись по подушке.

Александр вошел в комнату и склонился над спящей… На секунду им овладел какой‑то непонятный беспричинный страх, отчаянное наваждение – ему вдруг почудилось, будто лежащая перед ним девушка мертва, он же стоит над ней, оглушенный болью, и не понимает, что теперь делать.

Тряхнув головой, он отогнал страшное видение и дотронулся рукой до лба Елены.

– Тише! – прошептал он отчего‑то дрогнувшим голосом. – Тише! Все хорошо. Спи!

Девушка сдавленно застонала, потом, не открывая глаз, нашарила его руку и вложила в нее свою маленькую, холодную ладонь, доверчиво и мягко.

Он смотрел на нее, спящую, вцепившуюся в его руку, испуганную, загнанную и не понимал, что ему делать. Неужели выставить ее завтра с утра, чтобы этот Рафик снова заставлял ее продавать себя и отбирал деньги? Невозможно! «Она мне никто! – напомнил он себе. – Пару часов назад я и не подозревал, что она существует!» Он удивлялся самому себе – никогда не был сентиментальным святошей, спасителем угнетенных и обиженных. И вдруг…Так и не разобравшись со всеми этими внутренними противоречиями, Тагильцев отправился спать.

 

Утром его разбудил аппетитный аромат из кухни. Он прямо‑таки остолбенел, увидев на столе яичницу, гренки, свеже сваренный кофе. Елена сидела у стола, спиной к двери и машинально рисовала что‑то на салфетке огрызком карандаша. Осторожно заглянув через ее плечо, он сумел рассмотреть каменную стену – какой‑то средневековый замок что ли, полосу леса на горизонте, и всадника, скачущего к замку. Он еще удивился тому, что уличная проститутка грезит, оказывается, такими романтическими картинами. В эту минуту Елена почувствовала его присутствие и обернулась, смущенно скомкала салфетку.

– Я тут… Ну типа приготовила кое‑что. ну… эт самое… спасибо, что приютил. Я пошла?