Юность Розы
Все же она смотрела во все глаза, как подруги работают бок о бок, болтают, разбирая коробки, и с каждой минутой убеждалась, что за годы тесной дружбы девочки стали очень дороги друг другу. Роза бралась за самую трудную работу, а более крепкая Фиби хитрила, чтобы первой развязать тугой узел, свернуть жесткий картон или поднять тяжесть, и в конце концов взмолилась, с трогательной заботой усаживая Розу в кресло:
– Дорогая, присядь отдохни, тебе весь день принимать гостей, а ты устанешь с самого утра!
– Тогда ты перетрудишься, я этого не допущу! Позови на помощь Джейн, иначе я немедленно встану! – возразила Роза, безуспешно пытаясь придать голосу властность.
– Джейн заменила меня на кухне, а тут я уж как‑нибудь справлюсь! – твердо сказала Фиби, подставляя маленький пуф под ноги молодой хозяйки.
«Это все, конечно, мило, но что скажут люди, когда она появится в свете?.. Ах, Роза, ужасная чудачка!» – отметила про себя Анабелла, отправляясь разносить неприятное известие, что большого бала не ожидается, и горько сожалея о том, что Роза не привезла ни одного парижского наряда.
«Ну вот, со всеми повидалась, кроме Чарли; он, похоже, очень занят. Хотела бы я знать, чем…» – подумала Роза, учтиво проводив гостью до входной двери.
Желание исполнилось всего через несколько минут: бродя по гостиной в поисках подходящего места для фотографий, она заметила пару коричневых ботинок, свисающих с одного края дивана, а на противоположном подлокотнике покоилась рыжевато‑каштановая голова. Судя по всему, Чарли действительно был очень занят. В данный момент – ничегонеделанием.
– Заслышав Блисстящую Анабеллу, я благоразумно залег в укрытие и немного вздремнул, ожидая возможности поприветствовать прославленную путешественницу – леди Эстер Стэнхоуп![1] – объяснил он, вскакивая и отвешивая элегантный поклон.
– Неужели она до сих пор к тебе неравнодушна? – спросила Роза, вспомнив, что они частенько подшучивали в детстве по поводу некой неразделенной симпатии.
– О нет! Фан меня обошел. Если не ошибаюсь, прекрасная Анабелла станет миссис Токио еще до наступления зимы!
– Что? Малыш Фан Си? Подумать только, он вырос и женится – и на ком! Анабелла ни слова не сказала, однако теперь понятно, почему ей особенно понравились сувениры из Китая, и заинтересовал Гуанчжоу![2]
– О, малыш Фан теперь большая шишка и без ума от нашей пухленькой подруги, которая по первому зову готова сменить приборы на палочки. Как поживаете, кузина? Хотя я и сам вижу: сияете ярче утренней зари! Я пришел бы раньше, но подумал, что вам нужно хорошо отдохнуть с дороги.
– Еще девяти не было, когда я бегала наперегонки с Джейми! А вы чем занимались, молодой человек?
– «Я спал и грезил о тебе, моя любовь!» – пропел Чарли.
Однако Роза прервала его, строго заявив:
– Лучше бы встал и принялся за дела, как остальные! Лично я почувствовала себя бездельницей утром, глядя, как мальчики трудятся в поте лица!
Чарли, впрочем, нимало не смутился.
– Понимаешь, дорогая, я пока не определился с занятием и служу украшением семьи. Среди нас должен быть хоть один настоящий джентльмен, и эта роль мне прекрасно подходит! – ответил Чарли, принимая крайне солидный вид, который портили лишь хитро поблескивающие глаза.
– В нашей семье все джентльмены! – заносчиво возразила Роза – при ней никто не смел нелестно отзываться о Кэмпбеллах.
– Конечно‑конечно! Я имел в виду джентльмена, который не работает. Видишь ли, надрываться, как Арчи, не в моих правилах. Какой смысл? Денег полно, живи и радуйся! Ведь жизнерадостные люди просто необходимы нашему скорбному миру!
Трудно было возразить, глядя на симпатичного молодого человека – воплощение счастья и здоровья, сидящего с обворожительной улыбкой, небрежно закинув руку на спинку дивана. Роза прекрасно понимала, что начинать жизнь, вдохновляясь идеями Эпикура[3], неправильно, однако с Чарли невозможно было спорить, он мастерски избегал серьезных тем и всегда пребывал в чудесном настроении, неся радость в скорбный мир – кто же осмелится этому мешать?
– Ты так поворачиваешь разговор, что я не нахожу аргументов, хоть и знаю, что права, – растерянно заметила Роза. – Мак, например, любит свободу не меньше тебя, однако понимает, что неразумно попусту тратить время. Он мудрый молодой человек и намерен обучаться делу, хотя предпочел бы мирно жить в обществе любимых книг и посвящать все время увлечениям.
– Ну и прекрасно, он все равно не показывается на людях, какая разница: изучать медицину или шататься по лесам, набив карманы трудами устаревших философов и старомодных поэтов? – ответил Чарли, пренебрежительно пожимая плечами, – он явно был невысокого мнения о Маке.
– Устаревшие философы, как Сократ и Аристотель, и старомодные поэты, как Шекспир и Мильтон, – более подходящая компания, чем некоторые из современных молодых людей, с которыми ты водишь дружбу, – укоризненно промолвила Роза, вспомнив неосторожное замечание Джейми насчет дикого овса и того, что выросло.
В детстве она временами была строга с мальчишками, любила наставлять их и с удовольствием продолжила бы отчитывать Чарли, однако тот искусно сменил тему беседы, притворно встревожившись:
– Да ты вылитая тетушка Джейн, она так же ворчит при любом удобном случае! Не бери с нее пример, умоляю! Она добрая женщина, но слишком сварлива!..
Нет большего страха для девушки, чем прослыть сварливой, и хитрый Чарли это прекрасно понимал. Роза попалась на уловку, поскольку, несмотря на глубокое уважение, не желала походить на тетушку Джейн.
– Ты забросил живопись? – спросила она, взяв в руки златокудрого ангела кисти Фра Анджелико[4].
– Какое милое лицо, а глаза похожи на твои, правда? – заметил Чарли, который, как настоящий янки, любил отвечать вопросом на вопрос.
– Мне нужен ответ, а не комплимент! – как можно строже ответила Роза, быстро откладывая картину.
– Забросил ли я живопись? О нет! Малюю маслом, балуюсь акварелью, изредка черкаю карандашом и наведываюсь в мастерские, когда находит вдохновение.
– А музыка?
[1] Эстер Стэнхоуп (1776–1839) – британская светская львица, авантюристка, путешественница по Ближнему Востоку, археолог.
[2] Гуанчжоу – портовый город в Китае.
[3] Эпикур – древнегреческий философ, согласно учению которого высшим благом считается наслаждение жизнью.
[4] Фра Беато Анджелико – святой католической церкви, итальянский художник эпохи Раннего Возрождения.